Джон Блэкбэрн: Ветер полуночи

Будь он проклят, этот Джамбо! Он находит для себя возможным уже СЕЙЧАС упоминать о деньгах! Билл всегда возражал, что Мэри работает для Уэйна. Он чуть ли не наяву слышал ее голос во время одной из их частых ссор из-за этого. «Дорогой мой, да ты просто ревнуешь… меня… ревнуешь к Джамбо! К глупенькому старине Уэйну, который даже взглянуть на женщину не умеет! Да он же просто дойная корова, дающая возможность нам есть, и платить за квартиру».

Конечно, говоря точнее, Уэйн не платил за их квартиру, однако несомненно, что получаемое Мэри жалованье было необходимо для ее амбиции: две автомашины, туалеты из Парижа, норковое манто, вечеринки. Да, да, эти кошмарные, невероятно скучные вечеринки, которые он буквально терпеть не мог, происходившие регулярно, словно по расписанию. Следующее, вскрытое им письмо, подтвердило его опасения. Это было сухое, официальное письмо из банка, извещавшее, что на совместном счету миссис и мистера Ирвин значился перерасход в сумме 312 фунтов 1 шиллинг 9 пенсов…

И еще много писем. От брата Мэри из Ирландии, от Майкла Ситона, его соавтора по пьесе для телевидения, которую никто не хотел ставить, от приятельниц Мэри — Джоан и Лауры, счет за электроэнергию, напоминание об уплате налогов, письмо от тетушки, которую он не видел несколько лет, от…

Он не сразу даже сообразил, от кого это письмо… «Монкс-клоуз, квартира 3, Мэйфер», датировано двумя днями раньше несчастья с Мэри. Косой, мелкий почерк, свидетельствовавший о том, что письмо могло быть написано очень дряхлым или слабым человеком.

«Дорогой мистер Ирвин!

Мы с вами никогда не встречались, но в создавшейся обстановке нам необходимо сделать это. Пока мой муж находится в Фелклифе, я проживаю в квартире моего отчима по указанному выше адресу. Буду признательна, если вы позвоните мне с тем, чтобы мы могли договориться о встрече.

Рут Уэйн! Жена Аллана Уэйна! Но зачем ей нужно было встретиться с ним? Где-то в глубине сознания он чувствовал, что ответ ему известен. В прошлом году они встречались на какой-то вечеринке, устроенной Алланом, и хотя обменялись всего несколькими словами, он хорошо помнил ее. Смуглая женщина, которую можно было назвать красивой, если бы не болезненное выражение ожесточения на лице. Вероятно, Рут Уэйн была высокой, но об этом он мог только догадываться, так как она не поднималась из кресла-коляски. Насколько он мог припомнить, она пострадала на охоте, упав с лошади.

Билл поднял телефонную трубку, но тут же положил обратно, так как решил сперва прочесть письмо, лежавшее верхним в пачке. Прежде чем позвонить Рут Уэйн, он должен ознакомиться с тем, что ему намеревался сказать его издатель Макс Майер.

Как всегда, Билл не мог не полюбоваться оформлением письма Макса. Будучи главным редактором отдела художественной литературы, Макс был влюблен в типографское дело, и его секретарша, видимо, разделяла с ним эту влюбленность. Письмо выглядело так, словно оно было напечатано типографским способом, а не на пишущей машинке, и его подписи куда больше пристало бы красоваться на каком-нибудь дипломе или почетной грамоте.

Первая часть письма была именно такой, какую он и ожидал. «…Не нахожу слов выразить мое глубочайшее соболезнование… В свое время, когда я потерял жену… Время — великий врачеватель…»

После выражения сошествия Макс переходил к делу. «…Мне очень неприятно беспокоить вас сейчас, но меня вынуждает к этому мой долг вашего редактора и издателя…» Даже для Макса это было чересчур напыщенно.

Но что же все-таки хочет от него Макс?

«…Как вам известно, мы намеревались опубликовать вашу новую книгу „Семейные вклады“ в июне. Я с большим интересом прочитал первый вариант и полагаю, что мы должны как можно скорее встретиться и переговорить. Первые три четверти рукописи, примерно до начала двенадцатой главы, вполне на уровне ваших предыдущих книг, но затем письмо резко ухудшается. Окончание, как мне показалось, вообще выпадает из повествования и совершенно не вытекает из предыдущего развития сюжета…»

Окончание! Билл нахмурился, а затем вдруг скомкал письмо, отшвырнул его, закурил, глубоко затянулся и попытался вспомнить, как все произошло. Да, действительно, рукопись он закончил. Было это после полудня, машина стояла на берегу ручья, и хотя еще ярко сияло солнце, но со стороны поросшей вереском пустоши надвигался дождь. Он вспомнил, как, взглянув на рукопись, лежавшую на столе, принялся скалывать ее скрепками, не испытывая при этом обычного удовольствия. Вспомнил и о том, как ударился пакет с рукописью о дно почтового ящика после того, как он с трудом протолкал его в щель. Вот и все. Что-то ускользало из его памяти. Нечто во сто крат более важное, чем рукопись романа…