Андрей Орлов - Неистовая волна

Дождь не унимался. Над центром Таманска висели низкие тучи. До центральной площади волна, возможно, не добралась, но там, где она прокатилась, все было смыто, разрушено. Орда Мамая в сочетании с американской бомбардировкой не нанесла бы такого ущерба, как это половодье. Мрачно поблескивали купола церкви Архангела Гавриила на улице Советской. Под куполами плескалась вода, не уследил боженька… Горбатов вздрогнул: на перекошенном столбе электропередачи недалеко от церкви кто-то висел. Столб кренился, человек на нем не предпринимал никаких действий (что тут сделаешь?), просто смотрел, как на него надвигается вода. Он не выпустил свою «соломинку» даже в тот момент, когда столб свалился в воду. Он не всплыл, в отличие от столба… Горбатов скрипнул зубами: десять раз бедолага воскреснет и умрет, пока он до него доберется…

Мрачная картина царила везде. На южной окраине, в районе окончания улицы Новороссийской, кругами вился вертолет. «Негусто их что-то», — неприязненно подумал Горбатов. Самое рациональное в данной ситуации — сбрасывать выжившим спасательные круги. А уж потом, с подходом основных сил, резиновые лодки, спасательные плоты, направить в город массированную эскадру из катеров и моторных лодок, выбросить армию компетентных спасателей…

Но с вертолета ничего не сбрасывали, он просто барражировал над городом. Горбатов всматривался в сумрачную обстановку. Повсюду разруха и смерть. По улицам плыли трупы — люди, животные. В квартале к югу грузовик повис на дорожном ограждении. Кабина переломилась, кузов болтался, подхваченный течением. Провисли крыши зданий, в районе городского рынка громоздились груды бетонных и кирпичных обломков. Павильоны рынка разбросало в разные стороны. Напор воды был настолько силен, что выворачивал даже асфальт, гнал по улицам обломки. Вода продолжала прибывать с юго-запада уже не так страстно, сложными завихрениями, несла вывороченные пни и стволы деревьев, перевернутые автомобили, горы уничтоженного имущества граждан. Возвышались крыши непригодных для жизни домов — не все снесла волна. В кирпичное строение слева по курсу внесло искореженный «КамАЗ» — возможно, тот самый. Стальное чудовище застряло в проломе, вода обтекала его, образуя буруны и накаты. Смотреть было больно, слезились глаза. От постоянного напряжения раскалывалась голова. Под башней заводоуправления проплыл искореженный плакат: «Оптика. Очки. Проверка зрения бесплатно!» За плакатом проплыло тело мертвой дворняжки с оскаленной пастью. Горбатов мрачно проводил их глазами. Он спохватился: телефон! Нужно сообщить Насте, что все в порядке, еще один этап этой ночи он благополучно пережил. Телефонировать дежурному, узнать про обстановку в городе. Тревожила судьба «стихийного» спасательного лагеря на пересечении Луначарского и Свердлова. Он вытащил телефон из пакета… и уныло уставился на треснувший корпус. Телефон не включался. Он давил на все кнопки, стучал устройством по колену — бесполезно, телефон был сломан. Отговорила роща золотая. Тот самый удар грудиной о бетонную плиту под водой — ребра целые, а устройство связи, увы. Жалко… Он швырнул телефон в воду, толку от него. Меланхолично смотрел, как кусочек металла, отрывисто булькнув, уходит на глубину. Связи больше нет, Настя сойдет с ума…

Возвращались силы. Он снова всматривался в печальную картину. Течение половодья, похоже, замедлялось. Вода уже не мчалась со страстью горной речки. Гигантская серая масса медленно, но неотвратимо дрейфовала на северо-восток. Тревога царапнула — не доберется ли этот ужас до родного дома на Прохладной? Вроде не должен, северные окраины стоят на возвышенности… В квартале к западу что-то происходило. Глаза уже слезились от напряжения. Кучка крыш на углу Новороссийской и Озерной — там были добротные частные дома. На крыше копошились люди. Он всматривался, но не мог понять, что они затеяли. Зашевелилось что-то справа — там висела над водой завалившаяся конструкция из баков и бетонных опор. На ней, похоже, примостился человек. Он пытался спуститься ниже, опирался о стальную перемычку между опорами. В пространстве между крышей и одинокой фигурой что-то возникло — смутное, округлое. До Горбатова дошло: люди стравливают при помощи веревки надувную лодку. Доносились отдаленные крики. Суденышко шло по течению, уже приближалось к сварной конструкции. Мужчина перенес на перемычку вторую ногу. Он извивался, сгибал колени, а лодочка билась об опоры у него под ногами. По-видимому, он боялся в нее прыгать, хотел спуститься осторожно. Люди на крыше уже решили, что дело сделано, ослабили хватку. Мужчина сползал с перемычки — и вдруг она подломилась под весом тела! Лопнул сварной шов. Мелькнули растопыренные конечности, он свалился на круглый борт, не удержался, загремел в воду, взметнув брызги. Лодочку отбросило, забилась змейкой веревка, которую не удержали люди на крыше. Ругались мужчины, голосила женщина. Лодочка покачивалась в стороне, а мужчина, допустивший фатальную оплошность, не выныривал! Возможно, плавать не умел или ударился головой обо что-то. Лодочка уже плыла по улице Озерной, терлась о гребень рифленого забора. Про нее забыли: люди прыгали с крыши, плыли туда, где пропал мужчина, ныряли. Им удалось его найти! Крики стали громче, пловцы что-то выудили из воды, совместными усилиями транспортировали к дому. Горбатов облегченно перевел дыхание — спасли человека… И тут он обратил внимание на лодку, оставшуюся без присмотра. Трудно разобраться в круговерти подводных течений. Лодка жила свободной жизнью. На дне ее лежали весла. Какое-то время она терлась о забор, потом ее понесло обратно. И вдруг закружилась, словно передумала, стала медленно смещаться к перекрестку улиц Луначарского и Озерной. Горбатов с интересом наблюдал за ее маневрами. Мужчину уже втащили в дом, про лодку забыли. Суденышко вынесло на стремнину. Прошло минуты две, и она уже кружилась на перекрестке. Вдруг ее резко откинуло в сторону, она застыла неподалеку от утонувшей заводской ограды. Сцепилась с макушкой бетонной плиты, сообразил Горбатов.