У Невядя для срочных серьезных дел была отобрана команда. Из одних только офицеров и прапорщиков. Причем из тех, кто служил с ним еще во Пскове и в ГСВГ [17] ГСВГ — группа Советских войск в Германии.
. Третьим номером был в этой команде и капитан Батов, а с ним — прапорщик Леша Старцев…
Шли двумя вертушками. «Восьмой» пару раз прижался — высадил две пятерки — в одной сам, в другой старшим майор Кондратьев, разведчик дивизионный… А «крокодил» тут же висел, неподалеку, в пределах работы радиосвязи.
Невядь вообще слыл в войсках большим стебком.
И еще шла о нем молва, что справедливый. Будто бы вел Невядь свой учет потерь, где, по его справедливому понятию, должно было соблюдаться обязательное соотношение «один к восьми». Потеряли наши при выходе на тропу двоих десантников — комбат тут же должен отчитаться ему шестнадцатью головами дохлых духов. Потеряли четверых — покажи ему тридцать два холодных моджахеда, и ни на одного меньше!
Невядь с Кондратьевым тогда вернулись одни. Потери при выходе на караван составили восемь десантников и двое вертолетчиков — экипаж сгоревшего «восьмого». Комдива с разведчиком подбирал прикрывавший вылазку «крокодил»…
По принципу справедливости Невядь поклялся перед знаменем дивизии, что за десять товарищей «духи» недосчитаются восьмидесяти голов.
Такой вот был Невядь… Потом стал он губернатором одного края. И погиб. По-дурацки. В вертолете расшибся, и не на войне, а так — на лыжах на горных собрался, а вертолет за провода зацепился и…
А Батов его любил. И во всем копировал. И не догадывался, что не окажись он тогда, когда летали на тот караван, в госпитале со сломанной ключицей… То все равно Невядь пришел бы домой вдвоем с майором Кондратьевым. А потери десантуры составили бы не восемь человек, а девять… Вернее, десять, потому как тогда с Батовым и Леха Старцев непременно полетел бы, а стебку Невядю лишние свидетели были ни к чему.
Но Судьба сберегла Леху.
Ставший начальником разведки дивизии подполковник Батов послал прапорщика Старцева учиться.
И через четыре года Леха вернулся в Афган уже старшим лейтенантом ГРУ.
А тут и вывод войск.
И не суждено вроде бы было Лешке с Вовой в Афгане встретиться, но впереди была чеченская война.
А в нее они оба вступили уже в чинах.
* * *
Помощник генерала Старцева, Цугаринов, тоже помнил, как первый раз Батова увидал.
Их батальон грузился на платформы ночью. На ярко освещенной прожекторами погрузочной площадке, порыкивая двигателями, сгрудились ЗИЛы и «газоны» шестьдесят шестые. На железнодорожные платформы машины загоняли только офицеры и прапорщики. Солдат к рулю не пускали. Капитан Кедря сказал, что, если какая машина вдруг с платформы упадет да погрузка задержится, виновника будут судить по законам военного времени.
Витька Цугаринов, тогда еще юный летеха из двухгодичников, смотрел, как, загнав громадный ЗИЛ-бензозаправщик, его дружок Вовка Грицай выскочил из кабины и тут же побежал к следующей машине… Солдаты суетились вокруг уже погруженных ЗИЛов, заводя проволочные стяжки, подбивая под колеса клинья…
— Пойдем, Карась, наш штабной вагон еще не скоро прицепят, — сказал Кедря. — Пойдем от греха, не видишь, сам Батов за погрузкой приехал понаблюдать!
Витька уже и сам заметил высокую фигуру в новеньком полушубке.
— А когда он свалит? — спросил Виктор капитана.
— Никогда, Карась!
— Ну я не знаю, когда эта вся заваруха кончится? У меня дембель через год.
— Какой дембель, Карась? На войну едем. В Афганистан.
* * *
Витька Цугаринов любил дорогу. В дороге можно мечтать о своем. Вообще, хорошо придумал кто-то из начальства — «старший машины»… Это должность такая. И к ней даже удостоверение дается — «удостоверение старшего машины». Вот так.
Сидит старший машины справа от водителя на широком сиденье… и мечтает. А служба идет! А дорога набегает под капот… И мечтается о том, как приедет Витька в Питер, как купит себе стереомагнитофон… Этот — «Юпитер» с колонками. Как пригласит к себе Верочку — ту худенькую, рыженькую. Купит венгерского «Токая», поставит на новеньком «Юпитере» бобину с любимым альбомом «Квин» про ночь в опере, где «Богемская рапсодия», как сядет Верочка на диван, сняв туфельки и поджав ножки по-домашнему. И как станут они целоваться.
И если бы не война!
Ефрейтор Назаров держит дистанцию сорок метров от идущего впереди ЗИЛа-водовозки. Скорость небольшая, километров тридцать — тридцать пять. Назаров не из тех досаафовских шоферов, что пришли в армию с липовыми правами… Он до призыва год водилой работал. Да в армии уже полтора года. С Назаровым не страшно. И даже от того, что, переехав мост, они уже оказались на войне, Витьке почему-то не страшно.
Читать дальше