Андрей Лебедев - Конец света

Большинству мальчиков едва исполнилось шестнадцать.

Смуглые.

Худенькие.

В халатах, а некоторые в русских телогрейках. Кто босиком, при том, что по ночам здесь были морозы до минус десяти.

Только глазки черные сверкают да улыбки белозубые!

И откуда только эта дентальная свежесть у них бралась? У нации, у племени, не знавшей ни зубной щетки, ни пасты «Колгейт»…

Керим или Набиулла по очереди сперва работали при Вове переводчиками.

А через пару месяцев Вова уже и без переводчиков стал обходиться.

На смеси узбекского и пушту ловко объяснял несовершеннолетним рекрутам, как закладывать фугас, как подсоединять к подрывной машинке провода, идущие от электродетонаторов, как соединять накладные заряды в один с помощью детонирующего шнура… Объяснял и показывал, как сделать запальную трубку из обычного детонатора и куска ОШ [16] ОШ — огнепроводный шнур. , как сделать и как поставить инициирующий заряд из стандартной двухсотграммовой шашки с запальной трубкой…

Сопливые рекруты скалились и всякий раз принимались хохотать, когда Вова коверкал слова.

Но старались.

Писать не умели, конспектов, как это было принято в советской учебке, не вели по причине неграмотности, но подрывное дело схватывали не хуже иных советских сержантов.

И главное — ничего не боялись.

Вову сперва пугало это их отсутствие всякой острастки.

Он, бывало, только скомандует: «Детонаторы взять, огнепроводный шнур взять, трубки делать…» — а эти уже детонаторы похватали — и сразу в рот…

Дети!

Хватают все что блестит…

Одному пацаненку челюсть оторвало.

Он детонатор зубами сжал — хлопок, и только кровью все вокруг забрызгал.

Стоит — а половины нижней лица — и нет!

Постоял-постоял и упал…

Закопали пацаненка, по обычаю, до захода солнца. Закопали сидя — лицом к Востоку.

Набиулла потом Вове сказал, что пацаненок этот в тот же день в раю был.

Катюша лежала на кушеточке подле бассейна.

В шелковых шальварах, в мягкой замшевой безрукавочке.

Лежала и кушала рахат-лукум.

Лида с дочкой сидели рядышком и тоже лакомились шербетом, попивая крепкий пахучий кофеек.

Катюше крепкий кофе был противопоказан — она теперь кормила.

— Ну что Ходжахмет? — спросила Лида.

— А что Ходжахмет? — переспросила Катюша, отщипывая крохотный кусочек сахаристо-мягкой сладости.

— Сашеньку он видел?

— Ах, Сашеньку, — сладко потянувшись и как бы нехотя отвечала Катюша, — он Сашеньку объявил своим сыном и велел его теперь называть не Сашенькой, а Сеидом.

— И что теперь будет? — спросила Лида, отщипывая от богатой грозди самую крупную виноградину.

— Он меня женой своей назвал, а Сашеньку-Сеида сыном своим велел записать, главным наследником.

— И что теперь? — спросила Лида, отправляя в рот очередную виноградинку.

— А теперь я не знаю что, — ответила Катюша, — могу я быть женой другого при живом муже?

— А может, он у тебя и не живой уже, — предположила Лида, — моего-то ведь убили, когда все это началось, может, и твоего там, на Москве, тоже…

— Нет, мой Саша жив, — твердо сказала Катюша. — Моего так просто не убьешь, он и Чечню всю прошел, и первую войну, и вторую, а потом и Дагестан, и Осетию…

— Дура ты, Катька, — сказала Лида. — Тебе самый главный шах всех нынешних королей и шейхов Востока предложение делает, а ты в сомнениях.

— Почему же это я дура? — пожала плечиками Катюша. — А может, это не дуростью, а каким-то другим словом называется?

— Нет, именно дуростью, — кивнула Лида, уплетая шербет и запивая его кофейком. — Да другая бы на твоем месте распухла бы от счастья.

— А я вот не хочу такого счастья, — тихо сказала Катюша, — мне надо счастья только с Сашей, с Мельниковым моим.

— А если его все же уже нет в живых? Что? Так и будешь ждать? Да откуда он здесь возьмется-то, Саша твой? — скептически хмыкнула Лида.

— Ты его не знаешь, — с улыбкой ответила Катя, — он меня на краю света по внутреннему компасу найдет.

— Ну-ну, поглядим-посмотрим, подруга, — сказала Лида, — а не найдет, так и лучше будет, мне так ка-а-а-этся…

И подруги принялись молча глядеть на воду бассейна.

И каждая стала думать о своем.

Катя стала думать о Саше Мельникове.

А Лида стала думать о том, что неплохо было бы решить здесь свою судьбу, выйти бы замуж за какого-нибудь богатого шейха. Пусть даже и не первой его женой, а второй или даже третьей.

Опыты с пророками забуксовали на месте.