Лев Пучков - Солдатский талисман

— Его зовут Олег, — сообщил зачем-то Лось, удаляясь в сторону строений. — Он никогда не был Иваном.

— Для меня он всегда — Иван. — Ахсалтаков распрямился, подошел ко мне поближе и тихо пожаловался:

— Мы в четвертый раз встречаемся, и я опять не могу убить тебя… Первый раз не мог: ты взял в заложники мою семью. Второй раз не мог: ты мне был нужен для работы. Третий раз не мог: ты мог уничтожить мои деньги… Сейчас — дискеты… Это что такое, Иван? Как это называется?

— Это судьба, — неискренне заявил я. — Тебе никогда меня не убить, наверно. А насчет дискет… Я понятия не имею, что на них записано, — там пароль стоит. Но я подозреваю, что они очень дорого стоят. Недаром же за ними столько народу охотится… В общем, я искал тебя, Зелимхан. Специально, чтобы совершить сделку. Но ты очень хорошо прячешься — тебя трудно обнаружить. А теперь, раз такой случай подвернулся, я продаю их тебе. Завтра, в пять вечера, в Стародубовске. Если не завтра — то послезавтра, тоже в пять. В общем, в любой день в пять часов — на протяжении двух недель. В это время там постоянно будет посредник — мой человек, который по описанию узнает тебя. Мы вместе придем в Центральный парк, сядем на скамейку, а посредник, когда убедится, что мы одни, без сопровождения, принесет дискеты. Как тебе?

— Сколько ты хочешь? — вяло поинтересовался Зелимхан.

— Поторгуемся, — я заговорщицки подмигнул ему. — Но сначала я требую освободить меня от гири, высыпать из ботинок подшипники — чекисты напихали, нехорошие люди — и покормить. Сейчас сколько времени?

— Двадцать три тридцать пять, — машинально ответил Зелимхан, бросив взгляд на свои часы, и тотчас же спохватился:

— А зачем тебе время? Тебе что — не все равно?

— Я после полуночи стараюсь не есть, — лживо сообщил я, мгновенно высчитывая время, необходимое полковнику для сбора казачьего резерва: если взять за основу обещанные два часа с момента обнаружения базы, штурм следует ожидать где-то в половине второго. — Стараюсь диету блюсти и вообще — вести правильный образ жизни.

— Бери свою гирю, пошли, — сказал по-чеченски Зелимхан, держа руки скрещенными на груди и внимательно глядя на меня.

Я глазом не моргнул — продолжал осматриваться, словно ничего не понял. Показалось мне почему-то, что совсем не обязательно знать моему давнему врагу о том, что я владею его родным языком.

— Очень хорошо! А вообще я сомневался… — констатировал Зелимхан и отдал распоряжение своим телохранителям:

— Этот человек крайне опасен. Убивать его пока что нельзя — он мне нужен. Вы не будете спать всю ночь — за ним нужно непрерывно наблюдать.

— Я есть хочу, — напомнил я. — Где твое горское гостеприимство?

— Бери свою гирю, пошли, — распорядился Зелимхан. — А что там, говоришь, за подшипники у тебя в ботинках?

Я объяснил. Ахсалтаков хмыкнул и менять ничего не пожелал:

— Пусть так и будет. Тут недалеко идти. Давай — пошли…

Через десять минут мы с грехом пополам преодолели сотню метров до приземистого каменного строения, вплотную прилипшего к противоположному склону котловины. Пока перемещались, я имел возможность поверхностно облицезреть детали окружающего ландшафта и пришел к выводу, что на базе у Зелимхана присутствуют едва ли более полусотни бойцов — судя по числу каменных лачуг, ровным строем расположившихся на дне котловины. Если полковник с командой подкрадется бесшумно, оседлает верхушки скатов котловины и пустит через тоннель казаков с пулеметами, мои парни с ночными прицелами за несколько минут перещелкают всех, кто в панике повыскакивает из лачуг на открытое место. Если. Ах, это коварное «если»…

Строение прикрывало вход в пещеру, выдолбленную в каменистом склоне котловины. Толстенная металлическая дверь с винтовой задвижкой изнутри, посаженная на монолитную раму, наводила на мысль о том, что Ахсалтаков не склонен доверять свою жизнь таким неустойчивым человечьим качествам, как честность, бдительность и неподкупность, и предпочитает нечто более надежное.

Пещера была довольно просторной и по-своему комфортабельной. Две электрические лампы горели под потолком ярким чистым светом. Откуда-то еле слышно доносился звук работающего бензинового двигателя — так называемого «дырчика». Помещение было перегорожено толстой решеткой, в которой имелась дверь, снабженная амбарным замком. Почти как в палате у кабинетных, где я беспомощно возлежал на кровати живым трупом. В первой половине находились три топчана, аккуратно застланные одеялами, стол, два стеллажа с предметами обихода, холодильник и телевизор вкупе с видяшником на фирменной тумбе, сплошь утыканной видеокассетами.