Настроение было — застрелись. Я чувствовал себя примерно так же, как приговоренный к смерти преступник, которому накануне казни удалось удрать из тюряги, а потом, под воздействием логически непогрешимых доводов босса, пришлось вернуться обратно…
В тот вторник мы так и не обнаружили внезапно исчезнувший караван. Вылезать на плато для его поисков было рискованно: наверняка где-то на ближних к ущелью отрогах сидели снабженные оптикой наблюдатели. Прокрасться по плато вплотную к ущелью можно было лишь в темное время суток. Мы терпеливо прождали до наступления темноты, а потом, вооружившись ночными приборами, часов пять гуляли пешим порядком по той самой единственной дороге, что изгибистой лентой пролегала до самой горловины. Чего искали? Ну уж не караван, естественно, — караван давно тю-тю. Искали тоннель, пещеру, ров, на худой конец — хитрую дорогу, по которой караван ушелестел на основную базу. Изыскательные работы успеха не имели. Полковник с глубокого горя сдался на мои уговоры по поводу слегка расслабиться. Оставив экипаж Барина ждать возвращение каравана, мы отбыли в Литовскую — благо до нее от плато было всего лишь шестьдесят километров, что позволяло поддерживать непрерывную радиосвязь с наблюдателями.
В Литовской гостили три дня. Я безвылазно сидел у себя дома: вкушал плотскую любовь с Татьяной и сыновнюю обожаемость со стороны своих юных подмастерьев. Видели бы вы, как меня встретили после двухнедельной разлуки! Я бьш растроган и страшно польщен.
За эти три дня Джо, которого я взял к себе на подселение, два раза ездил к наблюдателям — возил провиант и аккумуляторы к радиостанциям. Полковника, который для чего-то попросил свести его накоротке с атаманом, мы за три дня не видели ни разу: они с батькой непрерывно квасили и, судя по тому, что Шведов к финалу такого вот плотного общения слегка повеселел, о чем-то договорились.
Три дня минуло — каравана все не было. Это удивляло и настораживало. А не свернула ли коридорная группировка свою перевалочную базу в Стародубовске, посчитав этот город не совсем безопасным для такого рода деятельности? Утром четвертого дня гостевания протрезвевший полковник дал команду группе Барина сниматься, и вскоре мы возвратились в Стародубовск.
Выходные никаких изменений в оперативном плане не принесли. Мы с Джо дежурили на крыше дома дяди Васи — ждали пресловутый караван. Барин, Сало и Север отсыпались после трехсуточного бдения. Полковник сидел дома — выдумывал на трезвую голову очередной хитроумный план. Караван отсутствовал: в усадьбе Аюба было всего четверо абреков, которые вели праздный образ жизни. Наступил воскресный вечер. Полковник наконец родил свой хитроумный план и пригласил меня послушать несмешной анекдот про черного пипла, которым хрестоматийный Петька дразнил аллигаторов…
…В дом Элен я попал без особого труда. Вошел во двор, завернул за угол и, открыв окно в спортзале, проник в помещение. Минут десять ходил от окна к окну, подсматривая через тюль на улицу — никакого движения не наблюдалось, машина с «наружкой» продолжала беззаботно торчать на солидном удалении, изображая полнейшую безучастность в моей судьбе.
Пробравшись на кухню, я произвел ревизию холодильника и соорудил себе завтрак поплотнее: здоровенную яичницу с ветчиной и зеленым горошком, полбулки «Бородинского» хлеба и чай. Неторопливо позавтракал: пустой желудок негодующе урчал, протестуя против столь грубого вторжения после восемнадцатичасового голодания. А, забыл сказать — настроение мое дрянное, вполне возможно, усугублялось ввиду вот этого самого голодания и произведенной в девять утра очистительной процедуры. Это полковник так изгалялся: он запретил мне ужинать и утром заставил поставить двухлитровую клизму. Какое же может быть настроение после такого издевательства?
Употребив завтрак, я минут двадцать сидел в кресле у окна, листал подшивку «Космополитен», потягивал обнаруженный в серванте коньяк и прислушивался к своим ощущениям. Убедившись, что грубая пища усваивается нормально и эксцессов на почве пищеварительного конфликта можно не опасаться, я извлек из нагрудного кармана куртки запаянный в целлофан увесистый цилиндрик, по форме напоминающий пробку от бутылки с хорошим вином. Естественно, к виноделию сия вещица никакого отношения не имела: это был мощный радиомаяк, передающий устойчивый сигнал определенной частоты на расстояние до шести тысяч метров. Особая прелесть данного изделия заключалась в том, что он не подлежал детекции обычными средствами радиоприема. Только та частота, которую пользователь накануне выставил на своем приемнике — одна из нескольких тысяч в поддиапазоне. Попробуй подбери.
Читать дальше