Ли Чайлд - Джек Ричер, или 61 час

Ричер промолчал.

— Это один из нас? — спросил старик.

— А почему вы так решили?

— Шеф Холланд созвал собрание. Как раз перед тем, как прозвучала сирена. Я не вижу других причин. И не представляю себе, как еще это можно было сделать. Адвокат, потом мистер Петерсон и теперь миссис Солтер. Всех троих, легко и непринужденно. Это кто-то из нас. А потом вы спросили, кто последним занял свой пост сегодня.

— Вы полицейский?

— Я прослужил здесь тридцать лет.

— Приношу свои соболезнования.

— Я бы хотел добраться до этого типа.

— Вы говорили с ним сегодня. В какой-то момент. До последнего убийства или сразу после него.

— Все разговаривали совершенно нормально.

— Вы хорошо их знаете?

— Новых парней — не слишком.

— А был кто-то особенно близок с миссис Солтер?

— Многие. Джанет Солтер занимает важное место в жизни города. Занимала.

Сотовый телефон Платона зазвонил, когда он находился на четыреста семь миль южнее. Деньги, полученные от русского, начали свой долгий путь по миру. Из одной юрисдикции в другую, тихо и незаметно, долгое ночное путешествие, которое займет семь часов. Но где-то всегда работают банки. Депозит промелькнул по монитору в Гонконге, сработал код, который отправил сообщение владельцу счета. Увидевший код клерк набрал номер, и звонок прошел через пять различных посредников, прежде чем трубку взял пассажир «Боинга», летевшего высоко в небе над Небраской. Платон ответил на звонок и молча выслушал сообщение. Он уже был самым богатым человеком из всех, кого встречал. И всегда будет. Он ведь Платон, а они — нет. Ни его родители, ни русский, ни его старый соратник Мартинес и никто другой.

Банковский клерк в Гонконге закончил разговор с Платоном и набрал другой номер, в Бруклине, Нью-Йорк. Там было немногим больше трех утра, но трубку сразу взял русский, который платил больше, чем Платон.

Намного больше.

— Я сообщил, что деньги переведены на его счет, — сказал клерк.

— А теперь верни все обратно, — сказал русский.

Клерк щелкнул мышью и пролистал несколько документов.

— Сделано, — сказал он.

— Спасибо, — сказал русский.

Из Бруклина русский позвонил в Мехико. Номер принадлежал местному правоохранительному органу с длинным названием, которое он не мог перевести. Ему ответил полковник. Русский сказал ему, что все идет в полном соответствии с планом.

— Платон уже в воздухе, — сказал полковник. — Он взлетел более трех часов назад.

— Я знаю, — ответил русский.

— Я хочу пятнадцать процентов, — сказал полковник.

Русский немного помолчал, делая вид, что недоволен. Он обещал десять. Девяносто и десять — эти числа долго обсуждались. Для себя русский решил, что должно быть восемьдесят и двадцать. Он хотел получить восемьдесят процентов бизнеса Платона. А восемьдесят пять оказалось подарком. Полковник оказался слабым, недостаточно амбициозным человеком, ограниченным во всех отношениях. Именно по этой причине он был полковником, а не генералом.

— С тобой нелегко договориться, — сказал русский.

— Ты можешь отказаться, — ответил полковник.

— Ты говоришь так, словно у меня нет выбора.

— Так и есть.

Долгая пауза для создания нужного эффекта.

— Ладно, — вздохнул русский. — Ты получишь пятнадцать процентов.

— Спасибо, — сказал полковник.

Русский повесил трубку и набрал номер сотового телефона, который было невозможно отследить. Сейчас он лежал на тумбочке в спальне, находящейся в Вирджинии. Там было около трех утра, как и в Бруклине. Та же временная зона. Сотовый принадлежал ручному агенту УБН, работавшему на шурина приятеля двоюродного брата русского. Агент взял трубку, и русский сказал, что все идет строго по плану.

— Я могу рассчитывать на ваше слово? — спросил агент.

Русский улыбнулся. Кабинетная политика в лучшем виде. Агент шурина приятеля двоюродного брата русского отменил приказ продажного агента УБН, работавшего на Платона, и согласился на то, что русский сможет взять под контроль его операции на территории США, если он не станет забирать государственный метамфетамин из подземного хранилища в Южной Дакоте. Более того, если государственный метамфетамин исчезнет, будет даже лучше. Само его существование весьма неприятно: то, что он все еще здесь, что о нем забыли, что он вообще появился в США. Даже продажные агенты сохраняют верность флагу.

— Да, я даю слово, — сказал русский.

— Спасибо, — сказал агент в Вирджинии.