Ли Чайлд - Джек Ричер, или 61 час

Он смотрел на нее так долго, сколько мог, потом опускал взгляд к ковру. И снова смотрел.

«Я не люблю проигрывать, — сказал он. — Для всех сторон будет лучше, если я не проиграю».

Служить и защищать.

Всегда на посту.

Пустые слова.

Он оказался обманщиком, фальшивкой и неудачником.

И так было всегда.

Он сел на стул. Никто не приходил. Вокруг гудел дом. Он не знал и продолжал издавать те же самые звуки, ни на что не обращая внимания. По трубам текла вода, стекла дребезжали в рамах, разбитая задняя дверь шевелилась под порывами ветра. Шелестела листва, и вся замершая планета содрогалась и стонала.

Ричер взял телефон. И набрал по памяти номер.

— Вы позвонили в Бюро трудовой статистики. Если вы знаете нужный вам номер, вы можете его набрать.

Он набрал 110.

Щелчок. Гудение.

— Да?

— Сьюзен, пожалуйста.

— Кого?

— Аманду.

Щелчок. Гудение.

— Ричер, — сказала Сьюзен.

Он не ответил.

— Ричер? Ты в порядке?

Он молчал.

— Говори со мной. Или повесь трубку.

— Ты когда-нибудь испытывала голод? — спросил он.

— Голод? Конечно. Иногда.

— Однажды я голодал шесть месяцев подряд. В Заливе. «Щит пустыни» и «Буря в пустыне». Когда нам приказали вышвырнуть Саддама из Кувейта. Мы прибыли туда в самом начале. И оставались до самого конца. И все время голодали. Есть было нечего. Моему отряду, я хотел сказать. И некоторым другим людям тылового эшелона десанта. Мы тогда считали, что это нормально, обычные трудности. При таких больших операциях кто-то должен что-то перепутать. Снабжение всегда проблема. Пусть уж лучше все будет нормально у тех парней, которые сражаются. Поэтому никто не жаловался. Но было совсем невесело. Я сильно похудел. Это было скверно. Когда мы вернулись домой, я жрал, как свинья, и вскоре обо всем забыл.

— А потом?

— Несколько лет спустя мы ехали в русском поезде. Нас кормили американскими пайками. Мне было скучно. Когда мы вернулись, я решил выяснить, что произошло. Ну, нечто вроде хобби. Одно потянуло за собой другое, ниточка довела меня до самого конца. Выяснилось, что один тип из отдела логистики продавал нашу еду в течение десяти лет. Ну, ты понимаешь, немного здесь, немного там — по всему миру. Африка, Россия, Индия, Китай — тем, кто мог платить. Он соблюдал осторожность, и никто ничего не замечал, запасы были огромными. Но в Заливе возникли проблемы. Он отправлял нам продовольствие на бумаге, но мы, в пустыне, голодали.

— Генерал?

— Он недавно получил повышение. Б о льшую часть времени был полковником. Не самый умный парень, но он проявлял разумную осторожность и хорошо скрывал свои следы. Но я не мог так это оставить. Все свелось к одному: он или я. Дело было личным. Мои люди из-за него голодали. Я проверил все его банковские счета. Ты знаешь, на что он тратил деньги?

— И на что же?

— А он их почти не тратил. Откладывал. На пенсию. Однако он купил «Шевроле Корветт» [36] Двухдверная двухместная спортивная модель. 1980 года. Он считал его классическим. Такие покупают коллекционеры. Однако «Корветт» 1980 года худший из всех «Корветтов». Настоящий кусок дерьма. Мощность двигателя составляла сто восемьдесят лошадиных сил. Я бегал быстрее. И в голове у меня что-то щелкнуло. Одно дело — голодать из-за выдающегося преступника, который придумал замечательную аферу. Но голодать из-за полнейшего идиота — совсем другое. Полнейшего, безмозглого, лишенного вкуса, убогого, жалкого маленького идиота.

— И ты его арестовал?

— Я подготовил дело так, словно речь шла об Этель Розенберг [37] Юлиус Розенберг и его жена Этель — американские коммунисты, обвиненные в шпионаже в пользу Советского Союза. . Я сходил с ума. Все перепроверил по многу раз с начала и до конца. Я мог бы выступить с этим делом в Верховном суде. Я его арестовал. Я сказал ему, что расстроен. Он был в парадной форме. Надел все ордена и медали. Он рассмеялся мне в лицо. Я подумал: «Ты купил «Корветт» 1980 года, а не меня, ублюдок. И кто лучше?» Потом я его ударил. Я ударил его в живот, а когда он сложился, принялся колотить головой о свой письменный стол.

— И что случилось?

— Я проломил ему череп. Он провалялся в коме шесть месяцев. И с тех пор так и не пришел в себя. Ты не ошиблась. Меня сняли с должности. 110-й был для меня закрыт. Только тщательная подготовка дела меня спасла. Они не хотели, чтобы его материалы попали в газеты. В противном случае меня бы надолго посадили. И я ушел.

— Куда?

— Я не помню. Мне было очень стыдно. Я совершил плохой поступок. И испортил лучшую команду, которую мне когда-либо удавалось собрать.