Цай Цзюнь - Вирус

Прижавшись лицом к оконному стеклу, я смотрел на окружающие старый двор здания современных торговых центров, их огромные окна сияли яркими огнями. Внизу был темный двор. Я вдруг спросил:

– Тетушка, а вы так и не поинтересовались, что же было в этом чемодане?

– Нет, я все ждала его…

– А кто-нибудь другой не копал здесь с тех пор?

– Я так и живу здесь, в этой самой квартире. И точно знаю, что у нас во дворе никто ничего не копал. В восьмидесятые годы жильцы с нижнего этажа посадили тут цветы. Видите? Летом наш двор весь в зелени. А то место, где Хуан Дунхай зарыл свой чемодан, если мне не изменяет память, оно под самым большим и высоким чайным деревом. Вон, посмотрите, это дерево как раз сейчас в цвету.

Действительно, я увидел во дворе высокое дерево. Прежде мой папа тоже сажал в своем дворе чайные деревья, теперь они такие же большие. Они цветут ранней весной, сейчас как раз пора цветения. Чайное дерево под окном было сплошь усыпано прелестными фиолетово-красными цветами. Как раз в этот момент какой-то пожилой человек вышел во двор и стал поливать цветы.

В детстве моя семья жила на нижнем этаже, и мы посадили во дворе виноград. Помню, я помогал копать ямки для посадки. Но эти ямки были небольшие – на глубину штыка лопаты. А мама Хуан Юнь рассказала, что Хуан Дунхай в тот вечер вырыл яму в человеческий рост. Я уверен, что нижним жильцам для посадки цветов не требовались такие глубокие ямы.

Я задумался, бесцельно глядя во двор.

– Что с вами? – окликнула меня мама Хуан Юнь.

– Нет, ничего. Простите.

– Все, что я могла рассказать, я рассказала. Что-нибудь еще?

Я понял, что и так засиделся, и начал прощаться. В последний раз я посмотрел на портрет Хуан Юнь и уже подошел к двери, когда мама Хуан Юнь тихо сказала, вроде бы про себя:

– Ворота у нас во дворе никогда не запираются на ночь… А жильцы, которые посадили цветы, ложатся спать не позже половины одиннадцатого.

Я обернулся и улыбнулся ей на прощание. Потом начал спускаться по крутой лестнице. Действительно разумная женщина, она сразу разгадала мои намерения. Семья, ухаживающая за садиком, засыпает рано. Ворота не запираются – значит, поздно ночью я спокойно смогу войти в них. За все это я сказал ей про себя спасибо.

Сейчас три часа пополудни, я брожу по улицам, поглощенный мыслями о закопанном во дворе кожаном чемодане, обитом железом. Одному небу известно, что в нем лежит. Быть может, большая сумма денег? Но тогдашние деньги сегодня уже ничего не стоят. Возможно, там золото или секретные документы…

А вдруг там утерянная голова императрицы?

Только, скорее всего, там уже давно ничего нет.

Если мама Хуан Юнь сказала правду (а зачем ей меня обманывать?), то этот чемодан пролежал в земле больше двадцати лет. Кто может гарантировать, что за двадцать с лишним лет здесь никто не копался в земле? Честно говоря, это просто чудо, что старый складской двор, стиснутый высокими домами, сохранился до сих пор, что на этом крохотном кусочке земли до сих пор не построили небоскреб. Поэтому, если чемодан все еще там, если в нем действительно лежит голова императрицы, это вообще удивительное везение.

В ближайшей лавчонке я купил себе несколько пирожков и съел их прямо на улице. На ближайшей стройке купил у деревенского паренька за двадцать юаней лопату, а потом тихонько просидел несколько часов в укромном уголке двора, выжидая, когда любители цветов с нижнего этажа наконец-то заснут.

С лопатой в руках я прошел по темному двору. Наверное, вид у меня был тот еще. Что-то вроде рабочего-строителя или подмастерья-ремонтника. В половине одиннадцатого двор выглядел совсем заброшенным: кругом тишина, нигде – ни души. Ворота так никто и не закрыл. В окнах нижних этажей давно погас свет. Наконец окна потемнели во всем доме. Интересно, наблюдает ли за мной мама Хуан Юнь? Возможно, сейчас, как и двадцать лет назад, она стоит в темноте и пристально смотрит в окно. Я подошел к цветущему чайному дереву. Хотя сегодня день был пасмурный, ветер к вечеру разогнал тучи, и сейчас весь двор ярко освещала луна. Я полюбовался этим бурно цветущим деревом и почему-то вдруг вспомнил, что оно растет в горах, его еще называют «цветком мантры». Цветы этого дерева, в старом дворе складского дома, были какие-то особенно ароматные. Возможно, мне это только показалось, а может, все дело в том, что под ним была захоронена та самая голова.

Прости меня, горное чайное дерево, простите меня, дивные цветы! Я поднял лопату и вонзил ее в землю. Я старался копать очень тихо, чтобы никого не разбудить. Но кто знает, спят они или нет. А вдруг они все сейчас следят за мной? Несколько ударов лопатой, и я быстро выкорчевал корни цветущего чайного дерева. Затрепетали прелестные цветы, посыпались на землю красные лепестки, затрещали, ломаясь, ветки, и наконец все дерево рухнуло на землю, как труп красавицы-женщины. Невольно вздохнув, я продолжал копать, топча лепестки. Таким делом я не занимался никогда в жизни, поэтому действовал неумело, к тому же еще старался не шуметь; естественно, что я весь обливался потом.