Чеви Стивенс - Беги, если сможешь

Она молчала, и я продолжила:

— Вас не устраивала политика центра в том, что касалось воспитания детей. Скажите, с чем еще вы не были согласны?

Она бросила на меня беспокойный взгляд и пожала плечами.

— Что-то было… они просто все делали по-другому. Но многим так было лучше.

В последней фразе прозвучал вызов. Кого же она пыталась убедить?

— Что, например? — спросила я и тут же осознала, что мною движет личный , а не профессиональный интерес. Меня охватил гнев: не хочется стать доктором, которого волнуют только собственные переживания.

Но Хизер, казалось, даже не услышала моего вопроса.

— Я все вспоминаю, как впервые приехала туда. Было так весело, все вокруг были такими счастливыми. Мне было очень хорошо — впервые за много лет.

Ее глаза наполнились слезами. Эти слова напоминали то, как люди с ностальгией вспоминают о начале отношений после их окончания.

— Наверное, все дело во мне. Если даже там мне в итоге стало плохо, может, так будет всегда. Наверное, они были правы. Я боюсь быть счастливой. Ну зачем мы уехали?

— Вы сделали выбор, который сочли правильным. Вы хотели защитить своего ребенка.

Я повторила то же самое, что говорила в первый день.

— Не знаю, — нерешительно протянула Хизер. — Может, надо вернуться туда, когда я отсюда выйду…

— Не думаю, что сейчас вам стоит принимать какие-либо решения. Вы здесь, чтобы взять паузу и сосредоточиться на выздоровлении.

По лицу Хизер было видно, что она ускользает от меня.

— Как вы думаете, вам удастся сосредоточиться на себе?

Она молчала. Если бы я продолжала настаивать на ответе, она бы совсем закрылась, поэтому я предложила:

— Может быть, поговорим о чем-то еще? Вы упоминали свою знакомую Эмили. Не хотите рассказать о ней?

Она выглядела виноватой.

— Когда мы жили в коммуне уже несколько месяцев, нас приставили к новичкам — мы должны были стать им духовными сестрами или братьями и везде с ними ходить. Эмили всего восемнадцать. Она тоже пыталась покончить с собой. Так она там и оказалась.

Где теперь эта девушка? Если она склонна к суициду, то этот центр — самое худшее для нее место. Меня охватила тревога.

— У нее по-прежнему была депрессия, но я уговорила ее остаться в центре, и теперь она там живет. Если тебе удавалось уговорить кого-нибудь записаться на еще один семинар, то Аарон занимался с тобой медитацией лично. Мне хотелось ему понравиться.

В ее глазах плескалось отчаяние.

Подобная практика привлечения клиентов характерна для многих групп по саморазвитию и сект, но меня больше насторожило упоминание личных медитаций. Мне смутно вспомнилось, как Аарон уводил женщин, чтобы исцелить их, как он ласково касался их плеч или талии. Пытался он их вылечить или все было не так просто?

Я заставила себя подумать о пациентке, которая нуждалась в моей помощи.

— Хизер, очевидно, вы очень заботливый человек, — сказала я, глядя ей в глаза. — Вы наверняка хотели для Эмили всего самого лучшего.

Она посмотрела на свои бинты и тихо сказала:

— Не надо было ей меня слушать. Я никто. Даже умереть не сумела.

По пути домой я вспоминала жизнь в коммуне и Иву, благодаря которой, собственно, и заинтересовалась медициной. Она хорошо разбиралась в растениях и целебных травах и сразу же взяла на себя заботу о теплицах. К ней шли со всеми болезнями и ранами. Лавандой она лечила все — бессонницу, головные боли, расстройство желудка, царапины и нервы. Крапива годилась в качестве слабительного и обезболивающего, отвар медуницы помогал от кашля, тысячелистник успокаивал зубную боль и останавливал кровь.

От нее постоянно пахло какими-то травами — розмарином, ревенем, шалфеем, но чаще всего лавандой. Она варила мыло и бальзамы, готовила шампуни, лосьоны, пасты и масла. От ее пряностей еда словно оживала. Как-то раз я спросила, откуда она столько знает о растениях, и она рассказала, что выросла рядом с резервацией и много времени проводила с одной индианкой. Когда я спросила о ее родителях, она вдруг замерла, уголки ее губ опустились, и я тут же заговорила о другом.

Джозеф несколько раз задирал ее, говоря, будто она хочет отравить всех своим травяным чаем. Аарон отослал его прочь, после чего, однако, попросил Иву не готовить больше этот чай. Она пыталась объяснить, что в нем нет ничего вредного, но Аарон был непоколебим. Между ними не в первый раз возникало напряжение. Когда кто-нибудь просил у нее лекарство, Аарон тут же устраивал для него сеанс исцеления, после чего благодарил ее за травы, но ясно давал понять, что больному помогла прочистка чакр или меридианов.