Алоиз выдерживал ее на протяжении бесконечного, не поддающегося счету времени. А затем, совершенно неожиданно, обрушилась благословенная тьма.
Как долго он лежал — не способный мыслить, не в силах пошевельнуться, — и сам не знал. А затем из темноты раздался голос. Узнаваемый голос.
— Не думаешь ли ты, что пришла пора поговорить?
Медленно, нерешительно Пендергаст открыл глаза и обнаружил себя в маленьком, плохо освещенном помещении с наклонным сводом. По одну сторону высилась оштукатуренная стена, увешанная детскими географическими картами с изображением островов и пиратских кладов, а также небрежными копиями знаменитых картин, в цветном карандаше и пастели, по другую — виднелась решетчатая дверь. Слабый послеполуденный свет сочился сквозь решетку, высвечивая лениво кружащие в воздухе пылинки и придавая этому потаенному месту загадочное сияние подводного грота. Книги Говарда Пайла, Артура Рэнсома и Бута Таркингтона лежали, небрежно сваленные в углах. Приятно пахло старым деревом и мастикой для натирки полов.
Напротив сидел Диоген Пендергаст. Руки и ноги его тонули в глубокой тени, но падающий сквозь решетку свет резко очерчивал контуры лица. Оба его глаза были карими, как до события.
Это место когда-то считалось их убежищем, которое они приспособили для себя и отделали по-своему. Крохотная комнатка под задней лестницей в старом доме — та самая, что они когда-то называли Пещерой Платона. Ее обустройство стало одним из последних дел, которым Пендергасты занимались сообща, до того как настали скверные времена.
Алоиз смотрел на брата.
— Ведь ты же умер.
— Умер… — Диоген перекатывал слово во рту, словно пробуя на вкус. — Может, да. Может, нет. Но я всегда буду живым в твоей памяти. И в этом доме.
Неожиданность — спецагент чуть помедлил, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он вдруг осознал, что отвратительная, зондирующая боль, причиняемая тульпой, ушла — по крайней мере на данный момент. Алоиз не испытывал ничего: ни удивления, ни даже чувства нереальности. Просто догадался, что находится в некоей непостижимо глубокой нише собственного подсознания.
— Ты в довольно отчаянном положении, — продолжал его брат. — Пожалуй, более отчаянном, чем любое, в котором я видел тебя раньше. С досадой должен признать, что на сей раз я к нему не причастен. И поэтому спрашиваю вновь: не думаешь ли, что настала пора поговорить?
— Я не могу ее осилить, — произнес детектив.
— В том-то и дело.
— И ее нельзя уничтожить.
— Верно. Она уйдет лишь тогда, когда ее миссия будет выполнена. Но это не означает, что ею нельзя управлять.
Алоиз помолчал, пытаясь осмыслить сказанное.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же изучал соответствующую литературу. Ты проходил обучение. Тульпы — ненадежные, неверные штуки.
Спецагент не ответил.
— Их можно вызвать для какой-то конкретной цели. Но однажды вызванные, они имеют склонность сбиваться с задания, начинают жить по собственным законам. Вот почему они могут быть бесконечно опасными, если их использовать… скажем так, безответственно. Это обстоятельство ты можешь обратить в свою пользу.
— Не уверен, что понимаю.
— Неужели я должен разжевывать это для тебя, frater [50] Брат ( лат .).
? Я же сказал: тульпу можно подчинить своей воле. Все, что требуется, — это изменить цель.
— Я не в состоянии ничего изменить. Боролся с ней, боролся, пока не кончились силы. И вот поражение.
Диоген самодовольно ухмыльнулся:
— Как это на тебя похоже, Алоиз! Ты так привык, что тебе все легко дается, что при первых признаках трудностей поднимаешь лапки вверх словно капризный ребенок.
— Все, что делало меня сильным, все мои уникальные способности, высосано, как костный мозг из кости. Ничего не осталось.
— Ты ошибаешься. Сорван только внешний панцирь — то интеллектуальное супероружие, которое ты недавно приобрел. Ядро, сердцевина твоего существа остается — во всяком случае, пока. Если бы она исчезла, ты бы об этом знал, сам понимаешь. И мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
— Что я могу сделать? Я больше не в силах бороться.
— В том-то и проблема. Ты смотришь на дело не с той стороны, смотришь как на борьбу. Забыл, чему тебя учили?
Какое-то время детектив сидел, непонимающе уставившись на брата. Потом, совершенно неожиданно, до него дошло.
— Лама, — выдохнул он.
Диоген усмехнулся:
— Браво.
— Откуда… — Спецагент осекся, потом начал заново: — Откуда тебе известны такие вещи?
Читать дальше