Катерина Кириченко - Отстегните ремни

Я все же выбрала обменник с лучшим курсом и направилась к нему. Я никуда не спешила. Надо представлять себя туристом, тогда нервам будет спокойнее. Образ туриста был мне хорошо знаком. Полмира объездила. Не волновало ведь меня отсутствие логики где-нибудь на острове Бали? И названия кафе там тоже меня совершенно не трогали. Я слегка расслабилась, найдя себе понятный образ, хотя представлять себя туристом в городе, где ты родилась и выросла, намного труднее, чем на Бали. Но в этом было даже что-то интересное. Перспектива, что через минуту в кармане у меня окажутся совершенно нормальные русские деньги, и я смогу выпить кофе, меня успокоила и придала уверенности.

Но не тут-то было! Выяснилось, что полученные мной в банкомате Амстердама стоевровые купюры — не настоящие, и принять их девушка не сможет! Господи боже! На вид купюры были ну абсолютно такие, как надо. Что за дикий бред?! Я попыталась объяснить, что полностью уверена в подлинности моих купюр, что я лично их снимала в амстердамском банкомате за день до приезда в Москву. Но девушка выглядела уверенно: принять их она не сможет и даже сочувствует.

— А других денег у вас нет?

Других у меня не было. Я не таскаю обычно при себе наличные. Была кредитка.

— А банкомата неподалеку тут нет?

Оказалось, что есть, очень даже — выбор из двух, оба на этом же перекрестке. Ну вот, опять расслабилась я, — все вышло не так страшно, нормальная цивилизованная страна.

Кофе в «Пигмалионе» — а я выбрала почему-то именно его — оказался вполне сносный. Пенка на каппучино, правда, пожалуй чуть слишком быстро осела, но это было неважно. Я по туристической привычке подсчитала, сколько он стоил. Вышло, что около четырех с половиной евро. Дороговатое кафе. Окинула его взглядом. Да нет, вроде бы везде сидели обычные люди, никаких признаков дорогого заведения я не заметила. Даже скорее наоборот, в безвкусном интерьере угадывалось, что кафе самое обычное, не модное. То, что Москва — дорогой город, я знала. Интересно было другое — откуда здесь у всех вдруг появились такие деньги? В Амстердаме пришлось бы долго раскручивать имидж заведения, чтобы заставить голландцев пить каппучино по четыре евро. Но, списав все на местную специфику, я закурила и посмотрела в окно. Какая все-таки прелесть, что здесь можно курить в кафе! И к черту этих европейских официантов! Не могут дышать табаком, пусть не работают, где накурено.

Куда мне сейчас пойти? Можно было поехать в центр. Раньше, до отъезда, я передвигалась по Москве в основном на частниках. Наверное, и сейчас надо сделать так же. Единственное, что я совершенно не знала, сколько это может сейчас стоить. Но, наверное, по-прежнему недорого.

Вообще-то бедной я уже давно не была. То есть, когда я приехала в Голландию, и меня, разумеется, нашли под тем сиденьем в автобусе и выдали на руки парню, ради которого меня туда и понесло, то выяснилось, что мы очень бедные. Мы жили в снятой квартире с ярко-зелеными крашеными стенами, где почти не было никакой мебели, кроме той, что мы подобрали на улице. Дом выстроили, кажется, в восемнадцатом веке, и все в нем было старое и не работало. Холодными и ветреными голландскими зимами я отчаянно мучилась с газовым каминчиком, чтобы как-то обогреть нашу сырую трехкомнатную квартиру. Каминчик был, как и все в том ужасном доме, сломан, и работал или на максимум, или на минимум. Регулировать температуру между этими крайностями оказалось невозможно. Починить его тоже почему-то было невозможно. Но главная неприятность заключалась в том, что стоял он в гостиной, и из нее нагретый воздух должен был сам переместиться по остальной квартире, для чего температуру в гостиной приходилось доводить до максимума, так, что невозможно становилось дышать, а в других комнатах по-прежнему было холодно. Самая комфортная температура получалась на стыке гостиной и комнат, а именно в коридоре, где я со временем установила себе стул и столик и проводила почти все время.

Я выросла при комнатной температуре в двадцать три градуса. Советская норма, рекомендованная врачами для общественных учреждений, садиков, школ и больниц. В Голландии же меня поставили перед фактом, что нормальной комнатной температурой считается днем восемнадцать градусов, а ночью четырнадцать. Я нещадно везде мерзла. Я была худая. Я куталась в оренбургскую шаль, которую привезла с собой, и выглядела очень русской. Я напоминала себе жен декабристов или Анну Каренину, в голове крутился какой-то очень русский образ, или жену Набокова в эмиграции, если у него таковая была. Папа в моей голове тотчас подсказал, что была. Кажется, Вера…