Уоррен Мерфи - Последний алхимик

Римо помог ей подняться. Они стали ждать, когда откроется дверь лифта. Она оставалась закрытой. Римо посмотрел на Чиуна. По бокам кабины раздался громкий скрежет металла. Потом до слуха донесся резкий щелчок, за которым последовал стук упавшего на крышу кабины троса.

Теперь желудок Консуэло колом встал у нее в горле. Тело стало невесомым, как будто ее кто-то поднял в воздух, но ноги между тем по-прежнему стояли на полу кабины. Она не могла сдвинуться с места. У нее было такое чувство, будто кровь в жилах вдруг потекла в обратном направлении.

Она стремительно падала вниз. Римо и Чиун тоже. Падала вся кабина. Свет погас. Всю кабину заполнил скрежет металла. Чтобы закричать, ей пришлось сначала перевести дух. Когда она завизжала в темноту, то едва расслышала голос Римо, который обещал, что она останется жива.

Чьи-то руки взяли ее под локти. Потом она ощутила легкое давление и оказалась поднятой над полом кабины.

Ее кто-то держал! Потом было такое впечатление, будто весь мир взорвался. Кабина лифта рухнула с высоты пятидесятого этажа, и от удара проломилась крыша, оторвались ножки сидений, и трое пассажиров оказались в полной темноте в груде обломков. И все же Консуэло чувствовала лишь легкий ушиб. Эти двое каким-то образом в момент удара приподняли ее над полом – и себя тоже. Казалось, они упали с высоты в один фут, а не с пятидесятого этажа.

Откуда-то сверху, словно из темного туннеля, ведущего во Вселенную, к ним струился луч света. С самого верху шахты лифта Франциско Браун светил фонарем вниз. Там, внизу, в свете его фонаря из разбитой кабины лифта высунулась чья-то рука. Потом показалось лицо. Он стал вглядываться, чтобы рассмотреть получше это изувеченное лицо.

Он увидел ряд белых зубов. С такого расстояния он не мог бы сказать наверняка, выбиты они или нет. Нет, вокруг них губы. Точно – губы. Он нагнулся и вгляделся получше в то, что выхватывал из мрака луч его фонарика. Уголки губ приподнялись. Это была улыбка. Франциско Браун выронил фонарь и бросился бежать.

Фонарь ударился об обломки кабины в тот момент, когда Римо и Чиун помогали Консуэло выбраться. Она внимательно осмотрела себя – руки и ноги целы. Все кончилось благополучно, если не считать, что придется подниматься на пятидесятый этаж пешком.

– Да ладно, поехали на другом лифте, – сказал Римо.

– Вы с ума сошли? – воскликнула она.

– Нет, – ответил Римо. – А вы?

– Но нас только что чуть не убили, а вы хотите опять лезть в лифт!

– Вы ведь уже убедились, что даже если лифт упадет, с вами ничего не случится. Чего же вы тогда боитесь? – недоумевал Римо.

– Я чуть не умерла.

– “Чуть-чуть” не считается. Вы живы и здоровы. Идемте же!

– Я никуда не пойду! И точка. Можете называть меня трусихой. Мне теперь все равно.

– Кто это называет вас трусихой? – спросил Римо.

– Не трусихой, а неразумной, – сказал Чиун.

– Я никуда не пойду, – твердила Консуэло.

– Ну, тогда я сам допрошу Брустера, – решил Римо.

– Ради бога. Сколько угодно. Отправляйтесь. Я с места не двинусь. Ни за что! Ни за что на свете. Я чуть не погибла. И вы тоже чуть не погибли!

– О чем она говорит? Не понимаю, – сказал Римо Чиуну по-корейски, когда они вошли в работающий лифт.

Вокруг суетились лифтеры, пытаясь установить, что случилось. Консуэло прислонилась к какой-то красивой скульптуре, силясь вернуть себе самообладание.

Римо и Чиун нажали кнопку с цифрой пятьдесят и спокойно поднялись в лифте, решив про себя, что все вокруг сошли с ума. Разве они не продемонстрировали ей, что, когда она с ними, ей не нужен в лифте даже аварийный тормоз?

– Может быть, папочка, это я, – начал Римо, – я сам помешался?

– Не больше меня.

– Так я и думал. “Чуть не погибла”. Сумасшедшая.

Джеймс Брустер видел, как отодвинулись задвижки на его двери. Он смотрел, как вделанный в пол засов полицейского замка – литой стальной брусок – отогнулся назад с легкостью булавки. Дверь отворилась.

– Привет, – проговорил Римо. – Я буду с вами крайне любезен. Я хочу быть вам другом.

Джеймс Брустер тоже был не прочь подружиться. Чиун остался стоять в дверях.

– Будь осторожен, – сказал он.

– Чего мне бояться? – удивился Римо.

– Это золото проклято, – ответил Чиун и кивнул на подвеску на шее у Брустера.

Римо взглянул. Подвеска как подвеска, ничего особенного, обыкновенная золотая пластинка с клеймом, на котором можно было различить аптечную колбу и меч.

– Обыкновенная подвеска, – сказал Римо.