Николь Жамэ - Дольмен

Повелительным жестом Артюс прервал истерику сына и, загородив его спиной от Мари, произнес медоточивым голосом, от которого ее передернуло:

— Дитя мое, увы, я уже давно страдаю бессонницей и слышу малейший шорох. Выйди кто-либо той ночью из замка, уверяю, это не осталось бы мной не замеченным.

Керсен-младший тут же подхватил, пустившись в разглагольствования, словно желая оправдаться:

— Ни единой души! Впрочем, я даже проигнорировал мальчишник, устроенный вашим женихом. Нет, в заслугу я это себе не ставлю, просто не люблю обильных возлияний, да еще плохим вином…

— Пьер-Мари, проводите мадемуазель!

Приказ упал как нож гильотины. Перед уходом Мари бросила наглому старику:

— Уверяю, от майора Ферсена вы так легко не отделаетесь!

Дверь за ней закрылась. Артюс взмахом трости заставил сына обернуться и прогремел, зло сверля его глазами:

— У тебя не только нервы, но и мозги ни к черту! Не принимай ее за дурочку! А теперь я требую, чтобы ты немедленно рассказал, чем занимался в ночь смерти Жильдаса.

Пи Эм покосился на него, не отвечая.

— Я слышал, как ты вернулся в три часа ночи. Не тяни!

Выдержав паузу, Пи Эм со снисходительной улыбкой заметил:

— Я вышел из того возраста, когда отчитываются перед родителями!

— Говори! Или что, возникли проблемы?

— Никаких проблем, отец. Все проблемы решены. — Он снова растянул губы в улыбке, которая плохо вязалась с его тревожным взглядом, резко повернулся и вышел.

Весть о связи Шанталь и Никола уже облетела остров. С быстротой молнии переходила она из уст в уста базарных торговок, обсуждавших ее с наслаждением истинных гурманов. Каждой не терпелось, опередив остальных и сопроводив новость дополнительными подробностями, увидеть на других лицах волнение, только что испытанное самой.

Гвен была не из тех, кто тратит время на пересуды. Она с безразличным видом пересекала рыночную площадь, не упуская, однако, из внимания ни словечка из того, о чем шептались вокруг.

— Убийство? Да нет, Господи, не может быть!

— По менгиру текла кровь Жильдаса?

— Мать честная, как во времена разбойников!

— Вроде полицейский из Парижа арестовал доктора Перека?

— Да тот еще узнал, что его жена путается с мальчишкой Кермеров!

Оглядевшись вокруг, Гвен увидела Лойка, который на противоположной стороне площади загружал верши с крабами в ресторанный «универсал». Сплетни могли докатиться и до него. Она прибавила шаг, направляясь к автомобилю.

— Невозможно, у них двадцать лет разницы!

— Если уж Шанталь захочет мужика… Вот малыш Кермеров и не растерялся!

На этот раз Лойк услышал. Он бросил вершу и вцепился в плечо проходившей мимо женщины.

— Что ты болтаешь о моем сыне, дура?!

— Все об этом знают! Пустите!

Подбежала Гвен, пытаясь вырвать из его рук несчастную, которая не переставала вопить, что говорит чистую правду.

— Скажи, Гвен, ведь это не так?

Молчание было красноречивее любого ответа. Лойк побледнел и с перекошенным от злости лицом ринулся в машину.

— Лойк! Подожди, Лойк!

Но «универсал» уже тронулся с места. Из раскрытого кузова посыпались верши, откуда начали расползаться получившие свободу крабы.

После встречи с Артюсом Мари уже не сомневалась, что интрижка Шанталь и Никола перестала быть тайной. Она прибавила скорость, чтобы поскорее добраться до отеля. У брата было золотое сердце, но временами его охватывали приступы трудноконтролируемого гнева. Что, если Лойк узнает о связи сына с женой Перека? Племянник то и дело умудрялся влипнуть в какую-нибудь неприглядную историю. В прошлом году ей даже пришлось вмешаться: Никола принял участие в действе, которое обернулось несчастьем. Во время «обряда инициации», организованного группой подростков, в числе которых был и Никола, один из них погиб от удушья. Полиция сочла, что произошел несчастный случай, и, слава Богу, в прессе не всплыли имена фигурантов дела, поскольку все они оказались несовершеннолетними. Мари скрыла от Лойка, что в связи с этим ей стало известно о принадлежности племянника к так называемой друидической секте, руководство которой, пользуясь наивностью мальчишек, привлекало их к распространению мелких партий наркотиков.

Лишний раз Мари упрекнула себя в том, что уделяла племяннику мало внимания после смерти его матери. Тогда мальчику исполнилось три года. Ей вспомнилось бледное и серьезное личико во время похорон. На кладбище Никола не плакал; впервые столкнувшись с жестокостью реального мира, он уединился в мире воображаемом.