Нахлынула приятная расслабленность, тело было словно чужое. Ольга завернула кран и, опираясь на стенку, вышла из ванны и завернулась в полотенце. Ноги дрожали. Большое зеркало на двери ванной комнаты запотело. Ольга протерла его ладонью.
– Мы самостийны и незалежны, и нам никто не нужен, – пробормотала она. Затем подумала и добавила, – ну, почти никто.
Роксана сидела, откинувшись на стуле. Короткие волосы были взъерошены, парик валялся на полу, как забытый скальп, снятый с убитого индейца. На столе возле монитора стояла полупустая бутылка коньяка и пепельница, полная окурков.
– Да, милая моя, – сказала она, энергично затушив изжеванный, перепачканный помадой окурок в пепельнице, – это круто. Ну и кино у тебя.
– У меня? – переспросила Ольга, вытирая голову краем полотенца. – Ты лучше подскажи, что делать.
– Ты о чем?
– Кто-то посылает мне эту мерзость. Я хочу узнать, кто! Я хочу прекратить это, – она кивнула в сторону компьютера.
– Хотеть не вредно, – философски заметила Роксана. – Кстати, ты знаешь, я себе тоже татуировку сделала. На заднице и на брюхе. Интересный специалист. Кельтские руны колет. По-старинному, иголками. С местным наркозом, правда. Но это… – Роксана качнула головой в сторону монитора, – это, пожалуй, чересчур. Сейчас я тебе ничего путного не скажу, – она постучала ногтем по бутылке с коньяком. – Глаза слипаются и голова гудит, как государственная Дума. Давай спать завалимся, а утром, может, какие-то мысли и придут.
Пока Роксана была в душе, Ольга постелила им вдвоем на своей кровати и принесла еще одну подушку. Роксана заснула, как только голова коснулась подушки, а она еще долго смотрела в потолок, переживая увиденное. Почему-то ей казалось, что она уже видела эту белую комнату, более того, она была в ней! Даже вкрадчивый голос казался знакомым!
За окном уже наступил день, когда сон сморил ее.
Волохов открыл глаза. Ночью он заснул, сидя в кресле. Шея затекла так, что было больно повернуть голову. За окном был пасмурный день, слышались голоса рабочих, разбирающих завалы во дворе. В квартире было тоскливо и тихо, лишь за стенкой кто-то неумело тыкал пальцами в клавиши пианино. Волохов поднялся на ноги. Чуть поскрипывая, закачалось кресло. Как опустевшая колыбель, из которой украли ребенка. Включив воду в душе, Волохов сел на дно ванны и, опустив голову, долго сидел под ледяными струями. Его охватила опустошенность, словно спортсмена, отдавшего борьбе все силы и все равно проигравшего. Мысли текли лениво, как подмерзшее подсолнечное масло из разбитой бутылки. Хотелось плюнуть на все и уехать домой, подальше от людей, от навязанных проблем, от этого города, где каждый за себя, а он, Волохов, взялся отвечать за всех. Оно мне надо, с тоской подумал он. Эх, если бы не Светка…
Квартира была оплачена до конца лета, так, что визита хозяйки, которую Светка называла Тортиллой, можно было не опасаться.
Побрившись, он прошел в кухню. Есть не хотелось. Он сварил кофе и позвонил Брусницкому. Договорились встретиться в кафе на Строгинской пойме. Брусницкий объяснил, как проехать, и Волохов вспомнил, что когда они со Светой возвращались с реки, он видел желтый шатер на берегу. До встречи было около трех часов, и он решил заглянуть в квартиру отца Василия.
Двор этого дома тоже пострадал во время урагана. Рабочие распиливали деревья на короткие бревна и забрасывали их в грузовик. От подъезда оттаскивали покореженный автомобиль.
Пользуясь суетой, он проскользнул в подъезд. Из почтового ящика торчали скомканные газеты. Похоже, их набивали до тех пор, пока было свободное место. Волохов попытался открыть замок перочинным ножом. Поковырявшись минут пять он разозлился и оторвал дверцу. Газеты посыпались на пол, мелькнул длинный конверт. Волохов подобрал его, сунул в карман и поднялся к квартире. Бумага с печатями на двери была цела, он уверенно открыл замок и вошел внутрь. В квартире по-прежнему царила кладбищенская тишина. Только пылью и запустением пахло сильнее. Похоже, здесь со времени его визита, никого не было. Не зажигая свет, Волохов прошел в ванную, закрыл дверь и заткнул половой тряпкой щель под нею. Темнота стала полной. Он постоял в темноте, чувствуя, как знакомый озноб пробегает по телу. Стали видны кафельные стены, завешенное полотенцем зеркало над раковиной, мыло в пластиковой мыльнице и зубная щетка в стаканчике на полке. Волохов поднес письмо к лицу. Адрес был тот же, что и на первом конверте.
Читать дальше