Максим Кабир - Неадекват (сборник)

Все детство мы забавляемся с Костлявой.

Бросаем в костер патроны от мелкокалиберной винтовки, наворованные в тире ДОСААФ. Разговариваем с незнакомцами. Доверяем взрослым в милицейской форме. Открываем двери, не спросив «кто там?». Лазаем на руках по краю девятиэтажки, бахвалясь перед девчонками. С тройным сальто сигаем в глубину карьера, где мутная холодная вода прячет острые бетонные сваи. Швыряем с обрыва старые кинескопы прямо под колеса проезжающих машин. Воруем малину с окрестных дач, даже не подозревая, что добрый дедушка-сосед спрятал в траве несколько медвежьих капканов. Пробуем незнакомые таблетки. Катаемся на сцепках поездов и трамваев. Смешиваем химикаты. Пьем технический спирт. Шаримся по брошенным стройкам.

Что меняется, когда человек взрослеет? Ничего.

Разве что риск становится более взвешенным. И то лишь у тех, кто намеренно собрался повзрослеть, отяжелеть, прижаться к земле. Остальные продолжают буйный танец, каждую секунду способный вытряхнуть душу из омертвевшего тела. Бухими купаются или садятся за руль. Пробуют наркотики. Прыгают с крыш, привязанные жалкой резинкой. Дерутся с дагестанцами в ночных клубах. Перебегают дорогу в неположенных местах. Грубят незнакомцам. Летают на несертифицированных дельтапланах. Катаются на крышах электричек.

Вся наша жизнь – поиск адреналина.

Который не что иное, как химический эквивалент желания поскорее сдохнуть.

Спасибо, мистер Фрейд, теперь я могу идти?..

Я не боюсь умереть в этом доме. Так почему в свои тридцать с хвостиком должен волноваться о смерти больше, чем тогда – пацаном, взрывающим самопальные бомбы из селитры и натертого напильником магния? В конце концов, от страшного финала не сберегают и самые внимательные ангелы-хранители…

В подвал входит Эдик.

Откладываю книгу, вбрасываю ноги в новенькие тапочки и решительно иду наперерез. Он останавливается, глядя на меня, будто на дохлого енота в мусорном баке.

Мерзкий оценивающий взгляд, очки поблескивают.

– Вчера вертолет мальчика летал без батареек, – тихо говорю я ему, подойдя так близко, насколько позволяет брезгливость. – Это нормально?

Протягивает мне дорогую сигарету. Жест великодушный и высокомерный в равной степени.

– Понятие нормы растяжимо, – отвечает он, и кожа на скулах натягивается, выдавая замешательство.

Манит за собой.

В молчании выходим из общей комнаты в коридор. Приоткрываем внешнюю подвальную дверь, впуская в бетонную кишку прохладный весенний воздух. Нас провожают сразу несколько взглядов, заинтересованных, настороженных. Чума, читающий коммунистическую газету, приспускает очки на кончик острого носа и смотрит так, будто мы со старшим слугой отправились жарить друг друга в подсобке.

– Кто-то считает нормой воображаемого друга, – говорит Эдик, потирая гладкий подбородок. Удивлен, что он вообще решился продолжать разговор. Но терпеливо жду объяснений. – Например, говорящего кота, прибывшего из волшебной страны в полосатом колпаке.

Вспоминаю нестареющую историю доктора Сьюза.

Вспоминаю, как взрослые не верили в россказни Малыша про летающего обжору.

Такое бывает только в сказках.

Такое бывает только в сказках?

Выдыхаю терпкий и легкий сигаретный дым.

На его полупрозрачный столб натыкается ошалелая весенняя бабочка. Дергается, взмывает вверх. Размышляю о том, как только что не впустил ее в дом. Уберег от смерти, монотонной долбежки в окно, сам факт существования которого она не воспринимает. Спас от отчаянья – видеть мир за границей, но не иметь возможности выйти в него.

Я, намеренно губящий себя никотином, этим самым сохранил чью-то крохотную короткую жизнь. Вспоминаю, что еще не так давно сам был такой же бабочкой. И начинаю жалеть, что не позволил крылатой красавице влететь внутрь…

Эдик морщится, словно ему наступили на яйцо.

Ни он, ни я восторга от беседы не испытываем. Но продолжаем курить на пороге, как два старых приятеля. Обычно старший слуга немногословен и держится так, будто остальные обитатели подвала – люди низкого сорта. Но если уж открывает рот, слушать обязаны все. И ведь, черт побери, именно я задал вопрос…

– Я знаю историю про двух подростков, которым повезло знать такого воображаемого друга, – говорит он в своей привычной неспешной манере. – Судя по найденной после шерсти, вроде как кота, как в той американской сказке. Когда кот появился в квартире, дети даже смогли немного с ним поиграть. Построили домик из стульев, одеял и подушек, посмотрели диафильмы, пощелкали пистоны…