Максим Кабир - Неадекват (сборник)

Хозяина я встречаю через два дня.

– Константин, – говорит он.

Или не говорит, я тут же забываю. Но точно знаю, что обращаться к нему нужно именно так.

– Еще можешь называть меня «хозяин», – говорит или не говорит он.

Пожалуй, Константин лет на десять старше меня. Обычный мужик, каких сотнями встречаешь в метро или на остановках среди тех, кто из кожи вон вылезет, но выделится из серой массы. Кажется, он блондин. Или шатен. Некрасивым назвать нельзя, но и привлекательным – тоже. В его глаза я загляну позже, а пока понимаю одно: отведя взгляд, уже через две секунды забываю, как выглядит мой хозяин…

Где-то за высокой оградой Особняка снова грохочет апрельская гроза.

Древние Боги небес сражаются с чудовищами, лязгая волшебным оружием и на время забыв о ничтожестве людишек. Защищают Землю от Зла. Мне кажется, это похоже на установку противомоскитной сетки, когда дом уже забит колониями кровососущих.

Константин неподвижен. Одет в добротную неброскую одежду, и отчего-то мне кажется, что на ней спороты ярлыки производителей. Метр восемьдесят ростом. А может – метр и семьдесят сотых. Мне кажется, он тяжелее меня на пару десятков килограммов. В следующий момент я понимаю, что он худ, будто недоедает. Стоит на балконе – там же, где я видел Жанну.

За его спиной, будто тень, еще один мужчина.

Гитлер. С лицом романтичного убийцы. В неизменно отглаженных полуспортивных брюках и перчатках без пальцев.

Хозяин рассматривает меня без интереса.

Идеальный преступник. Таких никогда не запомнишь в толпе. На фотороботе, срисованном с Константина, будет красоваться смайлик. На всех семейных фото его лицо отчего-то не в фокусе. Через минуту ты вообще забываешь, что с кем-то разговаривал. Хозяин не хочет, чтобы этот мир его запомнил.

– Надеюсь, тебе у нас понравится, – говорит он.

Он искренен, это слышно. Неприметное, совершенно обыкновенное лицо не выражает ничего. Когда Константин говорит, то делает это вальяжно и неспешно, будто ленится. Он говорит скулами, а не губами. Едва ворочая ими, проталкивает скомканные в пучки слова, заставляя напрягать слух. Перед белоснежными зубами, на едва разлепленных губах образуются тонкие ниточки белой слюны. Именно они, а не его глаза или выбритый подбородок, притягивают взгляд.

Мерзкие белые ниточки.

– Я могу позвонить родным? – спрашиваю без надежды на ответ.

– У тебя нет родных, – отвечает Константин и уходит с балкона.

Возвращаюсь к работе.

Если мое пребывание здесь затянется, будет иметь смысл купить плеер. Музыка иногда помогает справляться с жизненными неурядицами. Доказано всеми неудачниками, брошенными возлюбленными, банкротами и алкоголиками мира.

Мне нужно нечто из моей прошлой жизни. Мелодия, под которую я лишился девственности. Выкурил первую сигарету. Украл коробку вина из ларька на остановке. Поругался с отцом и со всей подростковой дури зарядил ему в глаз.

Уже много лет, как музыка получила собственный, дополнительный слой реальности. Обросла артефактами памяти, от которых не убежать. Она, льющаяся из компьютеров, телевизоров, радиоприемников и телефонов, слишком тесно связана с образами и событиями человеческой жизни. Больше не существует «просто музыки», произведений в себе. Есть минуты, часы, дни, недели и годы, прожитые под аккомпанемент той или иной композиции.

Музыка стала пластом коллективного сознания. Единым банком памяти, из которого время от времени всплывают воспоминания: поцелуй под дождем, ссора, автомобильная авария, прощальная СМС, судьбоносная поездка в метро…

Мне нужно нечто мелодичное из моей прошлой жизни. Пока у меня нет плеера, я предаюсь медитации. Стараюсь не отхватить палец секатором, погружая разум в трансовое состояние безразличия и нейтрального настроения. Представляю себя тяжелым бомбардировщиком времен Второй мировой, вышедшим на боевой курс.

Аутотренинг примитивен, но неоднократно помогал.

Под днищем машины лежат объекты моего «не повезло».

Город «Нищета», мост «Нервный тик и психосоматическая чесотка», железная дорога «Лишение свободы». Поселок «Голод» и перевалочная база «Несчастная любовь». Целый мир негатива, который я сжигаю дотла бомбами своего внутреннего я.

Самовнушение – великая сила.

Именно она удерживает нас в лодке, не позволяя броситься за борт и отдать свою душу на растерзание акулам неурядиц.

С маленьким говнюком я знакомлюсь еще через три дня, когда апрель угасает, становясь прошлым. Знакомлюсь с прыщавым пухлощеким выродком и его дядей, замкнувшими кольцо безумия, висящее над хозяевами Особняка. С этой капризной и вечно перемазанной шоколадом пародией на человека.