— Боюсь, речь идет о более давнем времени. Торфяная насыпь, в которой нашли девушку, не срезалась за последнюю сотню лет, а то и больше.
— Даже так? В таком случае на вашем месте я бы поговорила с Недом Рафтери.
— Он школьный учитель?
— Ну да — то есть был учителем, пока зрение не потерял. Благослови его Боже. Только не думайте, слепота ему не помеха. Он заходил сюда на днях, купил садовые ножницы, и только представьте, зачем они ему?
Пока Кормак ездил в город, Нора отмывалась от грязи и пота дневной работы. Они лишь слегка раскопали территорию будущих земляных работ, но у нее весь день ныли мускулы. И как только по ней заструилась вода, Нора вспомнила слова полицейского: «В такой ситуации я буду рад любой подсказке».
Она оделась и решила отправиться на поиски Кормака; может быть, он уже вернулся. Коридор казался извилистым лабиринтом, его темную деревянную обшивку украшали резные узоры, похожие на те, которые она видела в комнатах внизу, но местами дерево треснуло и нуждалось в реставрации. Едва выйдя из комнаты, она заметила открытую дверь, ведущую к боковому лестничному пролету. — Здесь было темнее и куда менее величественно, чем подле резной роскошной лестницы, ведущей на первый этаж. Никакого освещения, помимо тусклого дневного света, едва пробивающегося сквозь узкие и пыльные окна на лестничной площадке, и нигде ни звука. Оглядевшись, Нора направилась наверх.
Несколько маленьких комнат наверху лестницы, вероятно, использовались как кладовые. Самая большая дверь вела в длинное, напоминающее галерею помещение. В отличие от остального дома, эта комната была полупуста и вся наполнена светом. У стены стоял десяток чистых холстов, а в центре, на простом деревянном полу — большой мольберт, задрапированный куском полотняной материи. Несколько оконченных, но не вставленных в рамы работ были прислонены к немногочисленной мебели. Нора шагнула к ближайшей картине. Центральным изображением здесь была пара разъединенных, чуть абстрактных белых крыльев. Поверхность картины напоминала текстуру старинной фрески, а фон заполнялся неясными изображениями экзотических растений и животных, покрытых вуалью золотого света. Она различила несколько алых лепестков, извилистость змеи и асимметричные пятна на смутно очерченных боках леопарда — туманное отображение некоего недосягаемого Эдема. Каждый новый холст оказывался более непонятным, нежели предыдущий, пока изображения не стали полностью абстрактными, подобными снам, скрывающимся в подсознании. На мольберте Нора обнаружила незаконченную работу, демонстрирующую технику наслоения и соскабливания, которая придавала картинам столь уникальную текстуру и глубину. Стол, стоявший подле нее, заполняли тюбики красок и банки, полные кистей. Ничего необычного для художественной студии, любопытным казалось лишь то, что большинство вещей оставалось новыми и неиспользованными. Нора пробежала пальцами по толстой щетине кисти. На окнах не было занавесок, и в конце концов она заметила, что из комнаты открывается захватывающий вид на озеро и маленький остров в сотне ярдов от берега.
На мгновение она замерла. Что-то послышалось? Звук повторился — еле слышимый, но, несомненно, детский голосок. Казалось, он исходил из лестничного пролета. Нора покинула молчаливые картины и спустилась на этаж ниже.
Она приблизилась к двери напротив ее собственной и попыталась повернуть ручку. Закрыто. Она шла по коридору, пока вновь не расслышала детский смех, на этот раз ближе.
— Нет, ты, — упрашивал голосок, сопровождаемый низкими звуками взрослого голоса. — Нет, мама, нет.
Голосок звучал в комнате, находившейся у главной лестницы. Дверь была слегка приоткрыта. Нора знала, что ей не следует поддаваться искушению, но оно было слишком велико. Она постучала в дверь. Тишина. Она толкнула дверь и медленно ее открыла. Комната с витиеватой резной мебелью, как и ее собственная, тонула во мраке. Здесь никого не было, лишь включенный телевизор в большом угловом шкафу, а на экране — та же самая женщина с ребенком, которую Нора видела на фотографии. Здесь малыш был старше, в том возрасте, когда уже начинают ходить, он сидел у матери на коленях. Она сидела спиной к камере и, подавшись вперед, пугала малыша щекоткой, а тот с восторгом отбивался. Кто же оставил телевизор включенным? Конечно, не Хью Осборн; он уехал на весь день, вести занятия в университете, а Джереми или Люси Осборн, которых Нора еще не видела. Она выключила телевизор и видеомагнитофон и вдруг поняла, что находится в спальне Хью Осборна. На мгновение ее парализовало чувство вины и любопытства, и ей пришлось преодолеть острое желание распахнуть гардероб и переворошить ящики письменного стола. Ведь она могла обнаружить нечто, что пропустила полиция. Но все же она не могла уйти просто так. Она обошла огромное, с балдахином, ложе, которое Хью Осборн, должно быть, разделял со своей женой.
Читать дальше