— Что такое, Нора? С вами все нормально?
— Все нормально. Я просто заблудилась, — сказала она, вглядываясь в то, что ее напугало. На свету это оказалось не чем иным, как огромной желто-коричневой бабочкой в куполообразной банке. Глаза Норы заскользили по комнате. Бабочки — сотни бабочек, некоторые не больше пчел, другие с почти десятидюймовым размахом крыльев — заполняли все пространство стен. Они были и переливчато-синими, и желтыми, и ярко-оранжевыми, с пятнышками в виде глаз и раздвоенными крыльями, каждая пришпилена булавкой, аккуратно подписана и помещена под стекло. Однако ни красота, ни переливчатые цвета, ни видимая живость не восполняли мертвенности чудных насекомых.
Наконец Хью Осборн произнес:
— Совсем упустил из виду, какое впечатление может произвести эта комната. Мой дед был чрезмерно увлеченным коллекционером-любителем. Я помню, как он пичкал меня научными названиями.
— Я никогда не видел столько бабочек, — признался Кормак. — Разве только в музее.
— Он, конечно же, намеревался передать их музею, но в последние годы жизни потерял интерес к коллекционированию.
— Что же заставило его бросить такой огромный труд? — спросил Кормак.
Осборн заколебался, и Нора видела, как он вглядывается в Кормака, подыскивая ответ.
— Он возвращался из экспедиции, и когда мои родители ехали, чтобы встретить его с парохода в Росслэре, их машина сошла с дороги. Они оба погибли. После этого мой дед вообще потерял интерес к чему-либо.
— Его нужно остановить, Люси, пока он не причинил вред себе — или, помоги нам, Боже, — кому-нибудь еще.
Голос Хью Осборна был взволнованным, и Кормак догадался, что речь идет о Джереми. Просмотрев еще раз в библиотеке планы приората, он возвращался в свою комнату, чтобы закончить подготовку инструментов для утренних раскопок. Он достиг лестничной площадки, когда из полуоткрытой двери послышались громкие голоса. Он сознавал, что не следует прислушиваться к частному разговору, и заколебался, решая, вернуться или идти вперед.
— Я очень благодарна за вашу заботу. — Это был голос Люси. — Небеса видят, вы пытались заменить ему отца. Но большинство мальчиков возраста Джереми проходят период бунтарства. Ваше беспокойство чрезмерно.
— Прошлой ночью он пришел домой таким пьяным, с трудом стоял на ногах. Пожалуйста, Люси, мы должны что-то предпринять.
— А что мы можем? Он больше не ребенок. Я уже говорила с ним по этому поводу не один раз.
Наступила пауза.
— Есть хорошие оздоровительные программы…
— Я не позволю забрать его и запереть. Я не вынесла бы этого, Хью, правда, не вынесла бы.
Их голоса неожиданно стихли, словно они осознали, сколь громко говорят.
Кормак опять начал подниматься по лестнице. Его глаза отметили движение в большом зеркале как раз рядом с открытой дверью, и он увидел, что в нем отразились смутные черты Джереми Осборна. Юноша стоял в дверях напротив зеркала; по-видимому, он тоже слушал. Его лицо было мертвенно бледным, и Кормак мог видеть темные круги или синяки вокруг его глаз. Заметив Кормака, Джереми закрыл дверь.
Боже, какое дерьмо пьянство! Сколько лет исполнилось юноше, когда он нашел своего отца мертвым? Сейчас ему не больше семнадцати или восемнадцати. Кормак не забыл сложные чувства, обуревавшие его в десятилетнем возрасте, и почти полную неспособность их выразить. Он помнил боль и гнев, охватившие его, когда отец ушел от них, страшную беспомощность, которую он ощущал, вглядываясь в лицо матери.
Он сидел на ступеньках бабкиного дома, слушая, как мать и бабка спорят на кухне. Они не знали, где он. Он забрался на лестницу, чтобы достать заброшенный мяч, и не смог бы спуститься незамеченным, а посему решил подождать и послушать. Он вытащил карманный ножик, намереваясь отковырнуть кусочек кожи на мяче и выяснить, что у него внутри.
— И все это он тебе написал? — Он слышал возмущение в голосе бабки. Кипя гневом, она с такой силой швырнула сахар в свой чай, что чуть не разбила чашку. — У него даже не хватило мужества сказать это тебе в лицо. А как насчет Кормака? Как насчет заботы о своем собственном сыне?
— Я рассказала тебе все, что знаю, — ответила мать совершенно измученно. — Повторить снова?
— Какое ему дело до каких-то предприятий в Боливии…
— Это Чили, мама. Люди исчезают.
— Меня не волнует, что им нужно от него в этой богом забытой стране на земле, в первую очередь он принадлежит своей семье. И не нужно к этому ничего примешивать.
Читать дальше