Мэрилин Мерлин - Дом любви и печали

Твердо решив выяснить, что это за странный шум сотрясает ее новый старый дом, Моника стремительно вышла из комнаты и прошла по коридору к лестнице, ведущей наверх. И только теперь она вспомнила, что агент по продаже недвижимости при осмотре дома показал ей только два этажа, сказав, что над ними расположены чулан и чердак, которые легко можно превратить в дополнительные жилые комнаты. Но в тот момент покупательницу это не интересовало, ей не хотелось думать об этих темных захламленных помещениях. Она вспомнила, что с самого детства любые чердаки и чуланы, даже в родительском доме, вызывали у нее безотчетный ужас.

Молодая женщина поднялась вверх по лестнице до самой последней ступеньки и обнаружила короткий коридорчик, а на противоположном конце него – еще одну узкую крутую лестницу, ведущую прямо на чердак. В этот момент она снова услышала шум и наконец-то точно определила, откуда он идет – с чердака…

* * *

Старые и трухлявые деревянные ступеньки узкой лестницы издавали протяжный жалобный стон при каждом шаге Моники. Лестница заканчивалась дверью, в замке которой торчал большой ключ. Моника решительно повернула ключ в замке и с силой нажала на дверную ручку. Старые петли так пронзительно заскрипели, что у молодой хозяйки мурашки побежали по коже. Моника вошла на чердак. Через маленькое грязное окошко лился скудный свет, едва освещавший помещение. «Надо было захватить карманный фонарик!» – подумала она, но спускаться вниз уже не хотелось.

В левом углу чердака, до которого не доходил даже слабый свет из чердачного окна, послышалось тихое шуршание.

– Кто здесь? – громко крикнула Моника, почувствовав, что у нее подгибаются колени.

Она стала медленно, шаг за шагом продвигаться к тому месту, откуда доносилось шуршание, и тут почувствовала, как ее ноги коснулось что-то меховое и пищащее. Увидев двух крыс, она вскрикнула, резко отскочила назад и нечаянно наткнулась на большой сундук, не замеченный ею раньше. Женщина пошатнулась и, потеряв равновесие, упала на пол, сильно ударившись об угол сундука.

Со стоном поднявшись и потирая ушибленные места, Моника обнаружила, что крышка сундука приоткрылась. Ей стало смертельно любопытно. Забыв о ссадинах, шуме и крысах, она решила исследовать содержимое сундука, откинула вверх крышку и заглянула внутрь: сундук был набит доверху старыми, изъеденными молью платьями. Она стала осторожно вынимать их. На самом дне сундука лежало маленькое ручное зеркальце в старинной серебряной раме искусной работы и книжечка в переплете из мягкой кожи и с латунным замком с защелкой. Она решила забрать эти вещи с собой.

Моника посмотрелась в зеркальце, а затем взяла в руки книжечку, открыла замочек и начала листать пожелтевшие страницы. Они были исписаны изящным убористым почерком. В некоторых местах текст почти не читался. С первых же страниц писательница поняла, что это своеобразный личный дневник. Моника чувствовала себя незваной гостьей в мире чувств незнакомого автора, но любопытство писателя взяло верх над соображениями строгой морали, и она решила прочитать дневник от корки до корки.

Захватив свои трофеи, девушка вышла с чердака, заперла дверь на ключ и спустилась вниз по шатающейся лестнице.

* * *

Собственно, Монике полагалось продолжать работу над романом, но найденный на чердаке дневник буквально жег ей руки. И она решила сначала прочитать его.

Но только она открыла книжечку, как раздался пронзительный телефонный звонок. Звонила Сьюзен Томпсон:

– Надеюсь, сегодняшний день прошел у тебя в творческом экстазе? А то я уже позвонила в издательство с радостной вестью, что работа над новым романом в разгаре. Как дело движется?

– Готово вступление и начало первой главы, – сообщила Моника. – Я работаю интенсивно. Думаю, к концу недели первую главу закончу. А ты ничего не хочешь мне объяснить, Сьюзен?

На несколько секунд воцарилось молчание.

– Разве мы не говорили с тобой о том, что я приехала сюда, чтобы в уединении писать роман. А ты растрезвонила повсюду, что я здесь. Зачем, Сьюзен? Сегодня утром ко мне уже заявился репортер местной газетенки и пожелал взять у меня интервью, заявив, что именно мой литературный агент и сообщил ему, что я в Гроверспарке. Ну как это все понимать?

– А что, собственно, в этом плохого? – отпарировала Сьюзен. – Немного пиара тебе ничем не повредит, моя дорогая!

– Сьюзен! – почти закричала Моника. – Я хочу следующие несколько дней побыть в полном одиночестве. Я так и сказала этому газетному проныре. Пусть все оставят меня в покое, хотя бы на несколько дней!