Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью

Взамен она одарила меня скандальными рассказами о Западном побережье: Беверли-Хиллз, «Бель Эйр», киношная и телевизионная публика. Она знала всех и везде бывала. К тому же любила сплетничать и при этом обладала острым языком и проницательным умом.

— Вы довольно злобная дама, — сказал я.

— Неужели? — Я ей явно польстил.

Вскоре я убедился, что и она из тех, кого перепить мне не дано. После ужина мы еще зашли в бар: она взяла два «стингера» с водкой, я осилил только один. Из окон был виден Манхэттен — море теплых огней.

— Вы милый, — объявила она, погладив меня по щеке. — И красивый, на грязный манер.

— Грязный?

— Я имею в виду — грешный, — поправилась она. — Мне это нравится.

В лимузине она приказала шоферу ехать на Одиннадцатую авеню, между Сорок седьмой и Сорок восьмой улицами.

— Веселенькое местечко, — заметил я.

— Я хочу, чтобы вы это увидели. Если оно еще существует, я найду…

Черты лица у нее были резкие, нос с горбинкой, кожа гладкая, без морщин. Стройное тело, молодые руки, волосы под серебряной шапочкой также отливали серебром. Чулок она почему-то не носила и, заметив мой удивленный взгляд, взяла мою руку и провела ею по лодыжке:

— Выбрито чисто.

Мы нашли место, которое она хотела мне показать: гадкий бар для моряков, с опилками на полу и резким запахом дезинфекции. Завсегдатаи пили, один, уже дошедший до кондиции, храпел в углу.

— Надеюсь, вы захватили револьвер? — спросил я, нервно оглядываясь по сторонам.

Она заказала у бородатого бармена джин.

— И подайте непочатую бутылку, я хочу, чтобы вы вскрыли ее при мне.

— Как прикажете, леди.

Она окинула меня холодным взглядом.

— Итак, что вы обо мне думаете?

— Что ваше общество весьма приятно.

— Ладно, хватит болтовни. Вам заплачено. Что вы на самом деле думаете?

— Хорошо, если честно, то я вижу в вас блестящую, добившуюся успеха, но очень одинокую женщину. Все эти голливудские россказни — да, тамошняя жизнь вас веселит, но вы держитесь от нее в стороне. Вы — наблюдатель. Вы — леди, в вас есть класс, но пару раз в год вам необходимо расслабиться, и тогда вы отправляетесь в местечки вроде этого. Только чтобы напомнить себе, какова она, настоящая жизнь.

— Близко, но не в самое яблочко. Вы сказали, что у меня есть класс, не так ли? Так вот, сорок лет назад я была официанткой в этой самой дыре. Я родилась и выросла в Адовой Кухне… [5] Адова Кухня — один из самых запущенных трущобных кварталов Нью-Йорка. ( Примеч. перев .) Ладно, а теперь поехали отсюда в мой номер на Парк-авеню, за который я плачу четыреста долларов в сутки.

Диваны и кресла там были обиты бархатом, на столах стояли гладиолусы в хрустальных вазах. Гостиная, спальня, ванная комната — огромная ванна покоилась на звериных лапах. Дорогое спокойствие. Благородная тишина.

— Хотел бы и я здесь пожить… — протянул я.

— Жаль, что я не встретилась с тобой в понедельник, я б тебя непременно пригласила… Мы можем повидаться, когда я в следующий раз приеду в Нью-Йорк?

Я подумал, что Марта Тумбли наверняка подстроила мне все это для проверки.

— Конечно, Марта со мной свяжется.

Она кивнула.

— Заказать какую-нибудь выпивку?

— Спасибо, но я сегодня уже достаточно выпил.

— Да и я тоже… Но у меня есть кое-что получше.

Она отправилась в спальню и вышла оттуда с маленькой серебряной коробочкой тонкой работы. Открыла крышечку и протянула мне.

— Кокаин? Боюсь, для меня это напрасный перевод продукта. А вы, если хотите…

Она нюхнула.

— Ты знаешь, у женщин бывают всякие фантазии… — начала она.

— Никогда в этом не сомневался. Ну, и какие фантазии у вас?

— Ох, всякие… Ты не мог бы раздеться?

Я начал раздеваться. Я уже снял брюки, когда увидел, что она по-прежнему сидит в кресле полностью одетая.

— А вы?

— Я не буду.

Она заставила меня лечь на кушетку, пододвинула поближе кресло и долго разглядывала мое обнаженное тело.

— Очаровательно.

— Спасибо. Вы бы хотели, чтобы я что-нибудь сделал?

— Не сейчас.

Она начала легонько ласкать меня прохладными пальцами. Я почувствовал возбуждение.

— Смотри-ка, при твоем сложении эта штука выглядит весьма прилично, — сообщила она.

Потом она выдала мне сто долларов обещанной платы и еще сто долларов на чай. Я пожелал ей счастливого пути, мы пожали друг другу руки и расстались.

Дженни Толливер собиралась на Рождество домой. Домой — это в Ратленд, штат Вермонт. Там ее отец, отставной инженер-железнодорожник, и мать-домохозяйка жили в доме, похожем на зачерствевший свадебный торт. Дженни уезжала утром 24-го и возвращалась в самый канун Нового года.