Шарлотта Буше - Корабль-призрак

– И кто вообще такая, эта Виктория? – попытался он сменить тему разговора. – Ольмерт возлагает на нее большие надежды, но я лично с ней ни разу не работал. Один мой коллега рассказал, что после развода она стала очень капризной.

Марен задумалась.

– Ты же не будешь об этом болтать? – спросила она. – Ко мне лично тетя Виктория всегда хорошо относилась, во всяком случае раньше. А другие могут написать роман о ее причудах и капризах. Но ее состояние становится хуже. Моя тетя Эльза, которая уже полжизни проработала с Викторией, с трудом ее выносит. Скорее всего, она принимает наркотики и стала непредсказуемой.

– Наркотики? – переспросил Норберт с беспокойством в голосе. – Надеюсь, обойдется без осложнений.

– Кое-какие осложнения есть, – уверенно ответила Марен. – Уже дошло до ссоры между Викторией и Конрадом, да такой, что клочья летели. Так что вам нужно быть ко всему готовыми.

– Ольмерт знает об этом?

– А кто ему об этом скажет? Я-то сама об этом знаю со слов тети Эльзы. Возможно, ты бы мог ему как-то осторожно намекнуть.

– Почему?

– Потому что Виктория вам испортит все съемки. Или они затянутся на неопределенное время, помяни мое слово.

– И ведь ее сразу не заменишь, – задумчиво произнес Норберт. Сейчас его больше интересовала собственная карьера, чем молоденькая девушка. Девушек вокруг было полно. Но если он окажет Ольмерту услугу, то, возможно, ему это когда-нибудь зачтется. Никто и не догадывался, что вялый и небрежный Норберт был безгранично тщеславен и хотел стать знаменитым режиссером.

– Незаменимых людей не бывает, – быстро произнесла Марен. – Ведь Виктория не единственная актриса в мире.

– Но, к сожалению, других на корабле нет. Мы же не можем отменить плавание, вернуться обратно и искать новую актрису.

– Вы еще пока и не начинали съемки, по крайней мере, с исполнительницей главной роли.

– Через пару дней должны начаться съемки с Викторией. И до этого времени мы никого найти не сможем. Или ты думаешь, что актриса такого уровня просто свалится нам на голову?

– Возможно, она уже здесь, – Марен томно потянулась на узком диване так, что, казалось, все ее платье, застегнутое сверху донизу на позолоченные пуговицы, вот-вот само по себе распахнется.

– Ты имеешь в виду Донат? – растягивая слова, спросил Норберт, который не мог отвести глаз от соблазнительной фигуры Марен. – Она слишком стара для роли Виктории. Это даже гримом не скрыть. По сценарию, Элизабет где-то лет двадцать. Викторию еще можно использовать, а вот Донат уже нет.

– У вас есть на борту актриса, которой нет еще и двадцати.

Норберт Фрезе звонко рассмеялся, даже не подозревая, что в эту секунду завел себе смертельного врага.

– Дитя! – произнес он покровительственно. – Ты слишком много о себе возомнила! Нам нужна профессиональная актриса, а не начинающая. Весь фильм держится на актрисе, которая сыграет роль Элизабет.

– Ты осел! – фыркнула Марен. Она быстро застегнула наполовину расстегнутое платье и громко захлопнула за собой дверь каюты.

– Ах вот как, – сказал он своему отражению в зеркале и посмотрел на свое худое лицо. – Она тоже хотела тебя использовать, а потом выкинуть, как старую тряпку. Она права, ты осел, мой дорогой Норберт. И черт бы побрал всех этих женщин, и в особенности этих киношных звездулек. Надеюсь, для них имеется отдельный ад, где их поджаривают особым огнем софитов.

* * *

Виктория все еще смотрела на шкаф-купе в своей каюте, перед которым она видела Дирка. Это было всего лишь видение? У нее был жар? Она чувствовала себя как никогда плохо.

«Это было лишь сновидение», – снова и снова повторяла она себе. Вздрагивая, она прислушивалась к каждому шороху, доносившемуся снаружи. Затем она с трудом поднялась и медленно прошла через ванную комнату к каюте Эльзы.

В ней никого не было. На столе лежало розовое платье, а в вазе почему-то стояло несколько завядших незабудок.

Незабудки были любимыми цветами Дирка, если вообще можно было говорить о предпочтениях такого маленького ребенка. Она хорошо помнила тот день, когда Дирк нарвал в саду целый букет цветов и ходил со счастливым лицом, прижимая их к груди.

Женщина вернулась в свою каюту и села в кресло. «Мамочка, мамочка, почему же ты не приходишь», – снова услышала она плач сына.

– Дирк, мой дорогой! Где же ты? – прошептала она.

Голос ответил, но она не смогла разобрать. Что-то вроде «Я в подвале».

Актрису прошиб холодный пот, ей стало жутко. Сейчас был только один-единственный человек, который мог ей помочь, – Конрад.