Роберт Стоун - Перейти грань

— Эти люди Хайлана ничего не понимают в парусном спорте, — все-таки настаивала она, — иначе они бы никогда не предложили это тебе, а нашли кого-нибудь поопытней.

— Ты права, — весело согласился он. — Но они все же предложили это мне. И я пойду.

Вид у нее, вероятно, был совершенно несчастный. Ему стало жаль ее.

— Я надеюсь убедить тебя, — как можно спокойнее произнес он. — Если мне это не удастся, то я не пойду.

— Нет. Так нечестно.

— Почему? — засмеялся он.

— Потому что ты убежден и убедишь меня.

— Совершенно верно! — радостно воскликнул он. — Я верующий.

У нее слегка заплетались ноги, когда они вместе поднимались наверх. Он уложил ее в постель и выключил свет.

— Не могу представить себе, как все это будет, — не успокаивалась она.

— Для тебя или для меня?

— Для нас обоих.

— В худшем случае, — заметил он, — как на войне.

— Мы были молодыми во время войны.

— Мы и сейчас молодые, Энни.

Она покачала головой.

— Знаешь, какое это может иметь значение? — Он был явно воодушевлен. — Это сделает нам имя, Энни. Мы можем стать чем-то совершенно иным, чем то, что мы сейчас.

— А что плохого в том, какие мы сейчас?

— Ты шутишь? — встрепенулся он. — Неужели тебя устраивает существующее положение вещей?

— Нет, не устраивает.

— Ну вот, — в его голосе звучало недоверие, — наконец-то я заставил тебя признаться.

— Я хочу сказать, что меня не устраивает, что ты недоволен. А вообще я не знаю, что и сказать. Ну вдруг ты погибнешь там?

— С таким настроением нельзя жить.

Она не нашла, что ответить, и, перевернувшись на живот, положила голову на руки, пытаясь унять охватившую ее дрожь.

— Помнишь? — спросил он. — Помнишь, как все было?

Энни попыталась вспомнить, какой ей представлялась жизнь во время войны. То, что возникало в памяти из того времени, казалось ей искаженным и даже безнравственным. Те трудности и лишения, которые они тогда испытывали вместе с постоянным чувством тревоги, частично стерлись из памяти, а то, что от них осталось, давно вошло в плоть и кровь и стало частью их самих. И сейчас, как ни странно, ей вспоминался берег в Паттайа; коктейли «май тай» в Халекулани; ночь, полная любви, в военно-морском отеле «Вайкики бич». А на рассвете его шепот: «Как быстро проходит ночь с любимой». Они были совсем молодыми. Ей припомнилась прелесть юности с ее ощущением собственного всесилия, гордым приятием чести, долга и риска. Наперекор всему они утверждали жизнь каждым ударом своего сердца.

В глубине сознания, затуманенного алкоголем, она понимала его тоску по жизни и юности. «Ради этого, — думала она, — он способен на многое такое, чего люди, подобные ее отцу, никогда не смогут понять». Она всегда считала, что у него немало скрытых достоинств. Какая-то частичка ее всегда будет оставаться его тайной поклонницей. Этим вечером она увидела на его лице надежду, которая делала его прекрасным. И ей тоже захотелось быть верующей.

Спустя неделю неуклюжий и краснолицый журналист Даффи, специалист по формированию общественного мнения, прибыл к ним в дом над Зундом. Энн удивилась, увидев перед собой человека столь заурядной внешности. Устроившись на диване с чашкой кофе, он принялся философствовать.

— Везет некоторым, — рассуждал он. — Они могут позволить себе оказаться в центре внимания, не прилагая для этого никаких усилий.

Оуэн и Энн переглянулись. Даффи обращался к Энн так, как будто они были давними коллегами. Он разглагольствовал об Оуэне, словно того здесь не было вовсе.

— Смотрю я на Оуэна и думаю: ну прямо Линдберг! Доходит, что я имею в виду?

Энн усмехнулась. Сравнение несколько смутило ее. В кругах, где она воспитывалась, это был кумир. Энн Морроу Линдберг, любимый автор ее матери.

Даффи несколько приуныл.

— Вы не находите?

Оуэн что-то тихо пробормотал. Даффи продолжал настаивать:

— Вы понимаете, о чем я говорю? Обаятельный, но серьезный. Серьезный, но простой. Доходит?

Даффи ушел, прихватив с собой их семейный альбом с фотографиями, чтобы полистать для вдохновения.

— О Боже, — выдохнул Браун, когда тот удалился, — какой круглый идиот!

— Тебе не кажется, что там все такие?

— Напомни мне, чтобы я позвонил завтра Торну. Им придется прислать ко мне кого-нибудь другого.

На следующий день Оуэн забыл о своем намерении позвонить Торну, а Энн не стала напоминать ему. По ней, так мог сойти и Даффи.

В следующую пятницу саутчестерский яхт-клуб устраивал коктейль, на котором прессе должны были представить участников гонки. За час до его начала у Браунов появился Даффи в клетчатой кепке из твида.