Роберт Стоун - Перейти грань

Когда они вышли из номера, она была одета так, как нравилось ему, элегантно причесана и подтянута до девичьей стройности.

— Как женщина моя и больше ничья, — произнес он голосом, который был ей незнаком. Она подумала, что, возможно, у него началось какое-то перевоплощение.

Вечеринка шла в окутанных облаками дыма апартаментах другого отеля. Жалкий город внизу был едва освещен тусклыми желтыми фонарями, фарами бегущих автомобилей и вывесками мотелей. На тусовку собрались около сотни мужчин и женщин, пропахших бензином и кожей, черных и белых — в равных количествах. В громкоговорителях ревел Джеймс Браун.

Подошел мужчина по имени Джуниор, она смутно припоминала, что видела его в фильме.

— Послушай, мой друг, — сказал он Стрикланду. — Послушай, мой друг Рон.

Высокий, очень черный и круглолицый, он объяснялся на осторожном и шепелявом наречии:

— Почему, — говорил он, — женщина тянется к сильному? Все сильное привлекает женское естество. В центре всего — сила. Вы понимаете, о чем я говорю? Будьте естественны, как приливы и отливы, как фазы луны. — Он обращался по очереди то к Энн, то к Стрикланду.

— Мужское начало — это твердая субстанция, женское имеет свойства жидкости. Эта сладкая жидкость притягивает субстанцию. Субстанция отличается стойкостью, нектар — текучестью. Субстанция — это тепло и сила, приливы вызывает луна. Мягкое и податливое горит отраженным светом.

— Боже милостивый, — проговорила Энн.

— Женщина всегда будет отворачиваться от слабого к сильному — такова ее природа, таков ход вещей. — Он тщательно выговаривал слово «вещей», словно желая показать, что в этом значении оно отличается от вещей вообще. Его голос звучал чуть ниже преобладающего здесь уровня грохота музыки.

— Женское начало находит свое заключение в мужском, как сок в ветке, мед в камне. Так все вещи обращаются к свету. Понимаете, о чем я говорю?

— Я так набралась, — пробормотала Энн, — что вы зря тратите на меня время.

— Понятно, — сказал Стрикланд.

Их растащили в разные стороны. Энн оказалась в обществе мужчины, утверждавшего, что играл в оркестре Лестера Ланина.

— Я помню вас, — настаивал он. — Это было в Скоттсдале. Точно было.

— Я никогда там не была.

— Точно было. Там, в загородном клубе. Я помню вашу фигуру, человек. Я помню ваши глаза.

— Почему вы называете меня «человек»? — спросила она.

— Вы были там со своим любовником. Вы сказали мне: «У нас будут неприятности».

— Черт возьми! Да это чья-то целая жизнь, ко мне это не имеет никакого отношения.

— Было, точно было, — продолжал настаивать мужчина.

В конце концов она нашла Стрикланда. Он беседовал с бледным толстяком в смокинге, который при ее появлении расплылся в лучезарной улыбке.

— Будь добр, — попросила она Стрикланда. — Давай пойдем.

— Чему мы обязаны таким удовольствием? — засуетился толстяк в смокинге. — Что привело вас в Джерси? Вы — его замысел?

— Она мой д… друг, а не замысел.

— Своего рода друг, — пояснила Энн. — Экс-замысел.

— Экс-замысел? — переспросил толстяк и повернулся к Стрикланду. — Это шутка?

— Поди разбери, — пожал плечами Стрикланд.

За ночь выдался один-единственный час, когда небо очистилось и холодные южные звезды открылись ему на своих чуждых курсах. Рядом с Южным Крестом хорошо просматривалось созвездие Скорпиона, и он решил определить угол на Антарес. Браун то терял его, то вновь находил. Каждое содрогание плеча вынуждало его рыскать по созвездиям. В конце концов ему все же удалось привести звезду Антарес к горизонту. В молодости он хорошо владел астронавигацией, зная больше названий и параметров звезд, чем кто-либо другой.

Без особой уверенности Браун рассчитал, что находится в точке, примерно соответствующей сорока девяти градусам южной широты и девятнадцати градусам восточной долготы. Ни адмиралтейские карты, ни карты Гидрографической службы не показывали, что здесь имеется какой-либо остров.

Когда рассвело, он выпил немного сока и уселся за штурманский стол. Приняв за начало отсчета свою ночную засечку, он наградил себя ветром в тридцать узлов и средней скоростью движения чуть больше девяти. При таком темпе он делал бы двести пятьдесят миль в сутки и тысячу семьсот пятьдесят миль в неделю.

Когда он заносил в журнал свое ложное местоположение на следующий день, его охватил страх. Не от того, что эта отметка была ложной, а от того, что она обозначала непрожитое еще время. После этого работа пошла довольно легко. Получив точку счисления пути, определил по справочнику расчетное и истинное склонения. Истинное — для его ложного положения. По этим величинам нанес точку пересечения и провел линию положения. Работать на якорной стоянке, когда тебя не болтало, было приятно.