С. Уотсон - Прежде чем я усну

— Удачи, Кристин! — пожелал доктор мне вслед.

Я в постели. Жду мужа. Разглядываю фотографию дома, в котором выросла. Он кажется таким спокойным, таким нормальным. «Как я попала оттуда вот сюда? — думаю я. — Что произошло? Какая у меня биография?»

Бьют часы в гостиной. Полночь. Бен поднимается по лестнице. Сейчас я спрячу дневник в обувную коробку, которую поставлю на нижнюю полку шкафа, как пообещала доктору Нэшу. И продолжу писать завтра. Если он позвонит.

10 ноября, суббота

Я села за дневник днем. Бен внизу, читает. Думает, что я отдыхаю, но это не так, хотя я и утомилась. Нет на это времени. Я должна все записать, пока не забыла. Я должна вести дневник.

Смотрю на часы и записываю время. Бен предложил погулять сегодня днем. В моем распоряжении чуть больше часа.

Сегодня я проснулась, не зная, кто я такая. Открывая глаза, я готовилась увидеть угол прикроватного столика, желтую лампу, приземистый шкаф в углу комнаты, обои с ненавязчивым орнаментом из папоротников. Я ждала, что услышу, как мама суетится на кухне или как в саду насвистывает папа, подравнивая изгородь. Думала, что лежу в своей постели одна, если не считать игрушечного кролика с порванным ухом.

Не тут-то было. «Наверное, я в спальне у родителей», — подумала я, но тут же поняла, что ничего вокруг не узнаю. Комната мне абсолютно незнакома. Я лежала на спине и думала: «Что-то случилось. Что-то ужасное».

Когда надо было спускаться к завтраку, я уже успела изучить фотографии вокруг зеркала. Я уже знала, что я не ребенок и даже не юная девушка, и что мужчина, который хлопочет на кухне и насвистывает под радио, не мой отец, не сосед и даже не мой парень, а муж, которого зовут Бен.

Я не решалась войти в кухню. Мне стало страшно. Ведь я увижу его впервые. Интересно, какой он? Сильно ли отличается от человека на фотографиях? Или они — тоже искаженная действительность? А что если он старше, толще, с лысиной? Какой у него голос? Какие повадки? И вообще, удачный ли у нас брак?

Вдруг я увидела сцену: какая-то женщина — мама? — советует мне хорошо подумать. Мол, жениться — не воды напиться…

Я резко распахнула дверь. Бен стоял ко мне спиной, колдуя с лопаточкой над беконом, который шипел и шкворчал на сковородке. Он не слышал, как я вошла.

— Бен! — позвала я.

Он тут же обернулся:

— Кристин! Все хорошо?

Я не знала, что ответить, и в конце концов промямлила:

— Кажется, да.

Он улыбнулся с явным облегчением, я улыбнулась в ответ. Он выглядел старше, чем на снимках в ванной, — больше морщин, больше седины, редеющие виски, но, как ни странно, казался даже более привлекательным. Челюсть тяжеловата, почти старческая, в глазах отчаяние. Я понимаю, что он напоминает мне постаревшего отца. «Могло быть хуже», — думаю я. Гораздо хуже.

— Ты видела фотографии? — спросил он.

Я кивнула.

— Не волнуйся, я все объясню. Проходи, устраивайся. — И он махнул в сторону коридора. — Там гостиная. Я буду через минутку. Прихвати с собой вот это. — Он протянул мне мельницу для перца.

Вскоре появился и сам с двумя тарелками. Бледные кусочки бекона, обжаренные на собственном жире, яичница и поджаренный хлеб. Пока я все это ела, Бен рассказывал, как теперь протекает моя жизнь.

— Сегодня суббота, — сказал он. Вообще-то всю неделю он работает. Учителем в школе. Он рассказал про мобильный телефон в моей сумке, про доску для записей на кухне. Показал, где у нас хранится НЗ — две двадцатифунтовые купюры, свернутые в тугую трубочку и спрятанные за часами на каминной полке. Потом показал дневник, в который я иногда записываю свои мысли. — Вместе мы справляемся, закончил Бен. Хотя и не до конца, но я ему поверила, что мне оставалось!

Мы поели, потом я помогла ему убраться.

— Попозже сходим с тобой прогуляться, — сказал он. — Ты не против?

Я сказала, что нет, и он явно обрадовался.

— Я только пойду почитаю газету, ладно?

И я поднялась наверх. Как только я осталась одна, у меня пошли круги перед глазами, голова стала тяжелая и в то же время легкая, как шарик. Я ни за что не могла ухватиться. Все казалось призрачным. Я оглядывалась вокруг: вот дом, в котором я живу, но глаза ничего не узнавали. Мне вдруг захотелось убежать далеко-далеко. Надо было успокоиться.

Я села на край кровати, в которой спала. Надо ее заправить, что ли. Прибраться. Как-то занять себя. Я взяла подушку, хотела ее взбить, и в этот самый момент раздался какой-то зудящий звук.

Я не сразу поняла, что это за звук. Низкий, настойчивый. Нет, это была мелодия, тихая, приятная. Моя сумка валялась на полу, я подняла ее и поняла, что звук идет изнутри. Я вспомнила, что Бен говорил что-то про телефон.