Франк Тилье: Атомка

На юге пожар еще не погасили — для того чтобы полностью подавить огонь, понадобятся дни, а может, и недели. Стая вертолетов, кружа над местом аварии, сбрасывала прямо в бушующее пламя свинцовый лом и песок. Небо здесь напоминало подожженный комок старой газеты. Вокруг разрушенных строений суетились нелепые тени с жалкими лопатами и пожарными шлангами. Ничего не знающие мальчики, которых обрекли на гибель и семьям которых потом пришлют свидетельство об их «славной смерти за Советскую родину».

Андрей вздрогнул, когда о лобовое стекло ударилась птица. Потом другая. Пошел дождь из мертвых птиц, из мертвых скворцов, они валились с неба десятками, устилая асфальт и землю вокруг. Беглец включил дворники и направился к Припяти: прежде чем взять курс на запад, надо было проехать через город.

Этот город строился у него на глазах. Жилые кварталы с хорошими домами, парк с аттракционами для детей. Сегодня все это напоминало страшный сон. Население три дня назад эвакуировали в Москву, пригнав для этого из Минска, Гомеля и Могилева больше тысячи автобусов. Владельцам домашних животных не разрешили взять их с собой, потому что шерсть чересчур легко собирает из воздуха зараженные радиацией частицы, — и сейчас бригады охотников с завязанными платком лицами отстреливали на улицах собак и кошек. Одни солдаты поливали из шлангов сухие крыши домов, терли стены щетками, другие перекапывали садики и палисадники, накрывая верхние слои почвы землей из слоев, залегавших глубже. «Сражаются с невидимым врагом, но все это совершенно бесполезно», — подумал Андрей. На дверях домов он заметил надписи: «Простите», или «Семья Бондаревских», или «Мы вернемся», или еще — «Это все, что у нас есть, не ломайте». Андрей не решался представить себе, в каком аду пришлось побывать этим людям, пережившим в свое время оккупацию и сталинские репрессии. Что станет с ними, лишенными всего нажитого ими добра? Они не вернутся сюда через пять дней, как им было обещано.

Они никогда не вернутся в свои дома.

Выехав из города, Андрей увидел в поле корову, целиком покрытую кожаной попоной, — как будто эта попона могла защитить животное от рассеянной повсюду отравы. Рядом с коровой брела сгорбленная, тоже с головы до ног упакованная в кожу старуха, — наверное, эта старуха спряталась, когда остальных вывозили. Без лекарств, без медицинской помощи она погибнет через несколько недель.

Русский смыл водой из стеклоомывателей прилипшие к лобовому стеклу птичьи перышки и вцепился в руль покрепче. Его, как и многих других известных советских физиков и химиков, откомандировали к месту аварии на следующий день после взрыва и вынудили облететь это место, чтобы найти решение проблемы. В полете вся аппаратура барахлила, поляроидные снимки превращались в черные прямоугольники. Когда они подлетели совсем близко, Андрея удивило, что он больше не слышит шума лопастей вертолета, — как будто он внезапно оглох. Именно в этот момент до него дошло, что в тот день в Советской стране были погублены тысячи человеческих жизней и потеряны для обработки многие гектары земель. Что никогда уже ничто не будет так, как было прежде.

Андрей остановился на краю дороги и спрятал все находившиеся при нем документы, в том числе и рукопись, в багажник, куда уже бросил раньше несколько самых необходимых вещей. Совсем немножко. Взгляд его притянула изображенная на папке с рукописью свастика. У папки этой была своя история: сначала ее украли нацисты, затем, во время падения Третьего рейха, она попала в руки красноармейцев, потом ее хранили на Украине — там, где искать никому бы и в голову не пришло, — а сегодня она снова отправляется в неведомое. Что же до животинки — та вяло покачивалась на поверхности воды. Андрей поместил свой крошечный аквариум в бардачок: теперь только в этом, одном-единственном, организме содержался ключ к тайне, которую стремились разгадать во все времена.

Михайлов вздрогнул и тронулся с места. Он будет ехать и ехать на запад, как можно дальше. Ему придется прятаться, нелегально пересекать границы и, скорее всего, рисковать жизнью. Но овчинка стоит выделки. Есть страна, о которой он столько слышал, страна на другом краю Европейского континента, и там, в этой стране, он точно сможет начать новую жизнь, продав за бешеные деньги собранные им протоколы исследований.

Эта страна — Франция.

Проехав без остановок семьсот километров, Андрей припарковался на обочине, выкурил сигарету и решился наконец включить дозиметр, который так боялся включать, оттягивая и оттягивая эту минуту. Счетчик Гейгера затрещал — что ж, так и должно было быть, ученый хорошо знал, что его ждет. Он приложил датчик прибора к груди — стрелка прогулялась по шкале туда-сюда и замерла на максимуме.