Владимир Лорченков - Шпион вышел вон

Генерал мелко трясется.

И что дарьше? – говорит девушка.

А? – говорит генерал.

Дальше лезь в уздеч.. – хрипит он.

Дарьше пло Мордавия сталичок! – говорит девушка.

А, бля, да какой-то там чемоданчик с ура… – говорит генерал.

Застывает. Крупно – его вытаращенные глаза. Постояв чуть-чуть, медленно падает ничком. Крупно – пулевое отверстие в затылке. За генералом стоит бывший лейтенант Альбац. Он уже выглядит так, каким мы его увидели с двумя проститутками в Кишиневе. Он старый, грузный, у него большой живот, прожилки на лице… То есть, он и правда очень изменился, несмотря на то, что экзамены сдал всего несколько недель назад.

Лейтенант смотрит в камеру, и держит перед собой пистолет с глушителем.

Значит… на Пекин, – говорит он холодно.

Девушка, едва успевшая соскочить с члена, поворачивается к приемнику и кричит:

Бунь дань ху! – кричит она.

Хань дзу ца! – кричит она.

Полундра на хуй! – кричит она.

Крышка приемника слетает и мы видим, как оттуда врассыпную бросаются по столу десятки, даже сотни, человечков. Сверху они неотличимы от тараканов. Лейтенант Альбац одним прыжком оказывается на столе и начинает прыгать на нем. Кровь, крики, вопли, стоны… Камера поднимается вверх по фигуре лейтенанта, мы видим его сведенное ненавистью лицо, он танцует на столе, выбивает чечетку, вытаптывает каждый сантиметр. Он приговаривает:

Ах вы ебанные бляди… – говорит он.

Пекин значит, КПК, – говорит он.

И хуесосы на живца пойма… – говорит он.

Ну блядь, прогресс, – говорит он.

Постепенно умолкает. Сгорбился. Слезает со стола – он одет в костюм, так что ему не очень удобно, приходится опереться рукой, она вся в крови… Говорит в рукав.

Двенадцать, сто, пять шесть два, – говорит он.

Отличная работа, Кац, – говорит голос.

Что делать с заданием? – говорит лейтенант.

Его выполните вы, – говорит голос.

Езжайте в Кишинев, развеетесь, – говорит голос.

Там самые дешевые бляди, – говорит голос.

Вас понял, – говорит лейтенант.

Окинув взглядом стол – передавленные мертвые тела, настоящее побоище, – берет спичку, чиркает о коробок, и поджигает занавеску. Общий план дома снаружи.

Из окна вырываются языки пламени.

Дым…

…отъезд камеры. Мы видим, что дым шел от курительных палочек, которые китайцы в фильмах про кун-фу жгут перед портретами покойных предков. Китаец на коленях. Бесстрастное лицо, традиционный халат, но на нем – значок. «Член высшего бюро КПК».Портрет девушки из радиоприемника. Коробок спичек. Китаец раскрывает его, мы видим в коробке две крошечные ручки. На коробке – надпись на языке «мандарин», причем с ошибками.

Чурки узкоглазые, – написано на коробке.

Две руки… вот и все, что осталось от вашей пизды, – написано на коробке.

Разве жизнь не мимолетна? – написано там.

Ебанные русские дикари, – шепчет китаец.

Три ошибки и несоблюдение ритма, – говорит он.

И при чем здесь хокку? – шепчет он.

Хокку это же блядь японцы, а мы китайцы, – шепчет он.

Это же СОВЕРШЕННО разные люди, – шепчет он.

А не то, что эти ебанные белые дикари, на одно лицо, – шепчет он.

Да еще и ошибки.. – повторяет он.

Легче обезьяну научить ебать собаку, – говорит он.

Чем русского – писать на правильном китайском, – говорит он.

Тяжело вздыхает, смотрит на надпись с отвращением (теперь мы примерно представляем, почему Конфуций не любил двоечников – В. Л.).

Но мы отомстим за тебя Ли, – говорит он.

Ты думала, мы ненавидим тебя и таких как ты, за ваше уродство, – шепчет он.

Что КПК предало вас, маленький народ хань, – говорит он.

Ты ошибалась, маленький человечек, – шепчет он.

Мы, народ и Коммунистическая Партия Китая, – говорит он.

…высоко оценили твой вклад в развитие обороны Китайской Народной республики, – говорит он.

И мы хотим наградить тебя высшей честью… – говорит он.

Снимает с себя значок.

Прикрепляет его к портрету Ли Ци.

Снова дым от ритуальных палочек. Он становится все гуще.

Затемнение…

ХХХ

Золотое сияние, ослепляющее зрителя.

Музыкальная заставка. Мы слышим голос «певца» «Газманова»

Москва, златые купола! – поет он.

Москва, шалала-ала-ла, – поет он.

Москва, трата-та-та-та-та, – поет он.

Тра-та, тра-та-та-та Москва! – поет он.

Песня стихает.

Несколько секунд мы не видим ничего, кроме этого сияния, и слышим звук, напоминающий скрип пера. Несколько раз – негромкое покашливание. Постепенно сияние становится менее концентрированным… слабеет. Мы уже можем видеть. Перед нами – огромная палата ( не из тех, что в сумасшедших домах) , с золотой лепниной, колоннами, окном на всю стену. В окно мы видим вид Москвы, один из самых знакомых всем нам (башни, звезды, толпы туристов, которые ищут Царь-пушку). Посреди палаты стоит большой стол – но на фоне помещения даже он, несмотря на свои размеры, – теряется, выглядит маленьким черным пятнышком (камера показывает кабинет сверху). На фоне черного пятнышка серым пятнышком выделяет мужчина лет пятидесяти, он отлично выглядит, одет в костюм цвета металлик (самый популярный цвет у бандитов Кишинева в середине 90-хх, а марка была – БМВ – прим. младшего участника уличной организованной группировки В. Лорченкова; надеюсь, срок давности по мелким преступлениям типа разбоя, давно прошел? – прим. его же ). У него редкие волосы цвета пшеничной полны ( «мы видим русское поле русской ржи, по которому бегут волны» – реклама пива, или сухарей ). Он задумчиво глядит на лист бумаги, на котором пишет, используя не шариковую ручку, а самое настоящее гусиное перо. Изредка мужчина обмакивает его в чернила, старательно выводит буквы, высовывает язык, задерживает дыхание… Видно, что орудовать пером ему не очень удается, нет практики, но мужчина старается. Зритель замечает, что он очень похож на премьер-министра Российской Федерации, Владимира Путина. Чего уж там. Это он и есть. И мы не исключаем возможности снять его в фильме по этому сценарию.