Юн Линдквист - Звездочка

Поначалу она с удовольствием приняла ситуацию. Мочила монстров вместе с братьями, помогала маме с готовкой и играла в карты с отцом, пока они с ним настолько хорошо не выучили уловки друг друга, что блефовать стало почти невозможно. Но уже пару недель спустя Тереза почувствовала натужность их заботы о ней, будто они персонал в центре для молодежи, где она единственный посетитель.

Однажды утром Тереза стояла перед зеркалом и оттягивала щеки к ушам, чтобы посмотреть, как бы она выглядела, будь она худой китаянкой. Отражение внезапно навело ее совсем на другие мысли. Отпустив щеки, она внимательно вгляделась в зеркало.

Она — брюнетка с густыми темными бровями. Нос у нее маленький и чуть вздернутый, губы тонкие. У остальных членов семьи волосы каштановые и глаза карие, то есть они все хоть и не блондины, но посветлее Терезы. Губы у них полнее, да и носы не картошкой, а более прямые и узкие. Другими словами, она совершенно на них не похожа.

«Меня удочерили», — вдруг осознала она со всей ясностью. Эта мысль ее не расстроила. Скорее, наоборот. К тому же такой поворот событий многое объяснял. Вот почему она всегда чувствует себя чужой.

Разум говорил ей: «Что за глупости! Ты же видела свидетельство о рождении и фотографии с крестин!» А сердце убеждало ее, что все доказательства сфабрикованы, и упрямо отравляло кровь мыслью: «Ты здесь лишняя».

В середине июля Арвид с Улофом уехали в футбольный лагерь, и родители, воспользовавшись свободой, забронировали поездку на выходные на пароме. Разумеется, вместе с Терезой, но она наотрез отказалась ехать. Они пытались переубедить ее, но в их словах девочке слышалось плохо скрываемое облегчение. Наконец-то они отдохнут от своего подменыша. Да, Тереза с удовольствием предоставит им такую возможность. Мария с Йёраном, в общем-то, люди неплохие, поняла Тереза теперь, когда больше им не принадлежала.

Ей наготовили еды, мама оставила всюду записочки с инструкциями — Тереза не возражала, хотя и сама прекрасно знала, как с чем управляться. Наконец родители сели в автомобиль и уехали, а дочь старательно махала им вслед, стоя на крыльце.

Вернувшись в дом, Тереза захлопнула за собой дверь. Тишина.

И еще немного тишины.

Она тихонько пересекла прихожую: тишина.

Тереза не впервые оставалась дома одна, но тишина звучала совсем иначе теперь, когда это одиночество должно было продлиться целых сорок часов — родители пообещали вернуться ночью следующего дня. Дух захватывало от мысли, что дом всецело в ее распоряжении. Она может заняться чем угодно, и никто ее за этим делом не застанет.

Особых планов у Терезы не было. Единственное, чего она ждала с нетерпением, — что дом погрузится в тишину. И теперь она старалась ее не нарушить, пробираясь в кухню на цыпочках. Жужжание: тихое бурчание холодильника и истерический танец бьющихся о стекло мух. Тереза остановилась и наблюдала за ними. Насекомые — штук десять, не меньше, — метались туда-сюда, ударяясь о невидимую преграду, в поисках выхода, в поисках малейшей щели. Девочке оставалось лишь приоткрыть окно.

Но мухи теперь тоже принадлежат ей, как и остальной дом. Сложив руки на груди, Тереза смотрела на своих мух. Ждала. Иной раз какая-нибудь из мух совершала круг по кухне, но потом неизменно возвращалась к окну.

Мотор холодильника затих, сильно фыркнув напоследок. Мухи продолжали жужжать. Они с размаху врезались в стекло, слышался мягкий звук удара, и жужжание становилось на тон выше, будто разочарованное насекомое возмущается, но потом жужжание снова сливалось с шумом, издаваемым собратьями. Тереза сидела на стуле словно приклеенная. Казалось, жужжание загипнотизировало ее. Точно так же рябь на экране телевизора засасывает взгляд, если не поостеречься. Девочка чувствовала, будто ее стирают, а потом рисуют заново.

Резко поднявшись со стула, Тереза пошла в ванную и достала мамин лак для волос. В одном из ящиков стола на кухне она отыскала спички. Она аккуратно отдернула шторы, целиком обнажив окно, о стекло которого бились маленькие беззащитные тельца.

Тереза зажгла спичку, направила отверстие баллончика на пламя и нажала на распылитель. Огонь широким языком лизнул стекло, обжигая мух. Четверо из них упали на подоконник с обгоревшими крылышками. Тереза убрала палец с распылителя, пододвинула стул и села разглядывать пострадавших насекомых.

Одна муха, потерявшая лишь половину крыльев, кружилась на месте, как поломанный пропеллер, и в итоге свалилась с подоконника. Тереза наступила на нее. Из оставшихся трех две мухи бегали туда-сюда, привыкая к тому, что теперь они похожи скорее на бескрылых жуков, а одна лежала перевернутая и дрыгала лапками. Тереза придавила ее большим пальцем и держала, пока муха не перестала шевелиться. Вдоволь насмотревшись на последних двух мух, она добила их коробком спичек. Потребовалось еще дважды воспользоваться баллончиком, чтобы полностью очистить от мух стекло. Тереза вернула занавески на место, собрала в ладонь трупики насекомых и выкинула их в мусорное ведро. Потом она сделала себе бутерброд с арахисовым маслом. Пока девочка ела, появилась очередная муха, которая начала биться в стекло. Ее трогать Тереза не стала. Внутренне Тереза была совершенно спокойна. Только легкое чувство стыда, чем-то похожее на боязнь высоты, немного покалывало где-то внутри. Ей нравилось это ощущение, оно почему-то внушало уверенность.