Шон Блэк - На крючке

– Блин, – выдавил Лок, пиная пустоту.

Он вернулся к «Рейндж Роверу» и сел на водительское место, но не закрывал дверцу. Секунды еле ползли. Минута казалась вечностью.

Он ждал, глядя в боковое зеркало и проклиная собственную глупость. Он дал парню на «Харлее» долю секунды, и тот сбежал.

Уже через минуту Лок заметил другой байк, пробирающийся между стоящими машинами и грузовиками.

Лок напрягся, выбирая момент. Этот мотоцикл больше походил на туристический. Мужчина на нем был одет в куртку и шлем, но ноги прикрывали только джинсовые шорты. Он не спеша протискивался между машинами, уворачиваясь от боковых зеркал, пока не добрался до «Ровера».

Лок собрался. Потом, в последнюю секунду, когда байк проползал мимо, он резко открыл тяжелую дверь «Рейндж Ровера». Мужчина повернул руль, но опоздал. Переднее колесо мотоцикла врезалось в дверцу. Скрипнули петли.

Мужчина перелетел через руль и тяжело приземлился на асфальт, но Лок уже выскочил из машины. Байк лежал на боку, двигатель все еще работал. Лок оттащил мотоцикл и захлопнул дверцу. Мужчина уже вставал на ноги, потрясенный, но невредимый.

Лок поднял байк, залез на него и рванул с места, едва не встав на заднее колесо. Он убавил газ, шины поймали дорогу, и Лок помчался к цели.

Рабочий грузовичок оказался идеальным прикрытием. В этой части города состоятельное белое население просто не замечало такие машины. Когда он сжимал руль на крутых поворотах или добавлял газа на прямой, никто не бросал на него и одного взгляда, не говоря уже о втором.

Он бросил грузовик у пожарной дороги в каньоне Малибу и пересел на обычную машину, «Сааб 900» 95-го года. Потом он поехал домой, в гостевой домик, который он снимал на Колина-драйв в Топанге. Под сиденьем лежал полуавтоматический пистолет. Он купил его, когда впервые приехал в Лос-Анджелес. Там, где он вырос, оружие – часть повседневной жизни. Его отец был охотником. Братья тоже.

Ради Рейвен он переехал в Лос-Анджелес. Ради Рейвен он сделал и все остальное за последние шесть месяцев. Все, что он делал, было ради Рейвен. Он работал над собой, чтобы сохранить форму. Тратил часы на письма, пусть даже большинство так и не отправил. Преподал урок людям, которые навредили ей: Синди, захотевшей узурпировать звездный статус Рейвен; этой заднице из бара, Ларри Джонсу; и подонку режиссеру, причинившему ей боль – живому оскорблению для всех мужчин.

С самой первой, Синди, вышло труднее всего. Ему не хотелось признавать это, но Синди возбуждала его. Однако когда похищенная порнозвезда была полностью в его власти, раздутые штаны показались ему предательством по отношению к Рейвен, и он запрятал похотливые мысли подальше.

Можно подумать, все было легко и просто. Ничего подобного. Когда он подходил к Синди на подземной парковке, то едва не повернул назад. Желудок сжался, во рту пересохло, и он едва смог привлечь внимание, позвав ее по имени. Когда она повернулась, он выстрелил в нее из шокера. И едва он это сделал, едва перешел черту, все стало намного проще. Сперва – прилив адреналина, вызванный страхом: если тебя сейчас увидят, все будет плохо. Тебя арестуют, и люди узнают, что ты натворил.

Последняя мысль пугала сильнее всего. Он плыл по жизни, и его никто не замечал. Вот на что похожа жизнь, когда ты выглядишь, как он. Хуже всеобщего игнорирования только плохо скрытое отвращение, с которым на тебя смотрят девушки, особенно привлекательные. С ранних лет он изо всех сил стремился остаться в тени. А потом совершил ошибку, ужасную ошибку, и его вытащили на свет, пусть и на короткое время.

Он вышел из «Сааба», обошел машину сзади и открыл дверцу. Блондинка смотрела на него широко раскрытыми глазами. Во рту кляп, руки связаны за спиной. Он залез внутрь и усадил ее. Потом помог вылезти из машины и встать на ноги. Подталкивая ее перед собой, он зашел в маленький однокомнатный гостевой домик. Он его снял у одной пожилой дамы. Она жила в главном доме и встречалась с ним, только когда он приносил арендную плату.

– Можешь успокоиться. Ты не в моем вкусе, – сказал он блондинке. – Я берегу себя для другой.

Ему нужно поговорить с Рейвен наедине. Всего пять минут. За пять минут он сможет объяснить, почему ему пришлось сделать то, что он сделал. Больше ему ничего не нужно. Если бы не вмешался тот телохранитель, у него уже были бы эти пять минут, и пострадало бы одним человеком меньше. Но он не захотел слушать.

Ничего, теперь он прислушается.