Бентли Литтл - Курорт

— Ральф! — попыталась она закричать, но из горла вырвался лишь бессмысленный икающий всхлип.

Люди вокруг нее сразу же захихикали.

Спортивный координатор шагнул в ее сторону, остальные же, наоборот, подались назад. Даже в помутненном сознании Глория понимала, что ее собирались принести в жертву. И с мрачным смирением, столь несвойственным ее характеру, женщина решила, что это имело смысл, так как она все равно была, вероятно, старше всех в этом зале и ближе всех к смерти.

Официанты расковали цепи и вышли из-за столба, двигаясь синхронно. Они по-прежнему были обнаженными, но теперь их покрывала краска или грим, что придавало им сходство с индейцами. Некоторые держали в руках томагавки.

— Ради Реаты! — вскричал координатор.

— Ради Реаты! — повторили Кукушки.

Официанты не издали ни звука, они просто шли.

Умирать таким образом ей вовсе не хотелось, подумала Глория сквозь туман в сознании. Она оглядела стоящих полукругом людей в поисках Ральфа, не увидела его и снова попыталась позвать его по имени. Но в этот раз она не смогла издать ни звука — лишь сдавленный хрип, от которого у нее запершило в горле.

На месте спортивного координатора перед миссис Педвин стоял уже не координатор, а ее мать. Такой она выглядела на смертном одре: с впалыми глазами и сморщенной кожей.

— Тебе пора к сестре, — протянула старуха скрипучим голосом, и по ее цветастому подолу стало расползаться кровавое пятно.

Глория соскользнула с кресла на пол и зажмурилась с такой силой, что между ресницами у нее просочились слезы. Когда она открыла глаза, матери уже не было и на ее месте снова стоял координатор. Рядом с ним, выстроившись в ряд, ждали официанты, державшие томагавки на одинаковой высоте, выставив лезвия. Цепи болтались у них на талии, что придавало им сходство с марионетками.

— Готовься к жертве! — крикнул координатор.

— Готовься к жертве! — отозвалась толпа.

Официанты, один за другим, двинулись к миссис Педвин, звякая цепями.

— Нет! — пыталась завизжать Глория, но из груди у нее снова вырвался лишь сдавленный хрип.

Женщина затравленно огляделась. И последним, что она увидела, прежде чем первый томагавк отсек ей часть руки и началась агония, был Ральф в центре толпы с двумя полуголыми девицами в обнимку и с улыбкой на лице.

О кинофестивале даже писать ничего не хотелось — но именно в этом заключалась работа Патрика. Без хорошего бюджета или качественного независимого кино фестиваль остался просто незамеченным. На суд представили так называемые «премьеры», которые пока не добрались до Тусона или Талсы, но в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Чикаго их уже вовсю разбирали критики. Кроме того, было еще несколько второсортных продолжений к прошлогодним дебютам, оставшимся без внимания. С утра Шлегель посмотрел малоинтересный триллер с жесткими эротическими сценами, затем взял интервью у польского режиссера и американской актрисы, с которой этот режиссер затеял роман. После ланча, состоявшего из сэндвича с жесткой индейкой и бутылки «Спрайта», он просмотрел нескончаемую историю о становлении героя, снятую молодой афроамериканкой из Атланты. Картина была напрочь лишена всякого сюжета и композиции. Но публицисту понравилось, как женщина держалась против враждебно настроенной аудитории на пресс-конференции, и он выделил ее в своем оценочном листе.

На вечер оставались еще две документальные ленты, спонсированные каналом «Эйч-Би-О». Однако Патрик заметил, что непрестанно думает о Вики и ее подружках. Понял, как ему хотелось сейчас посидеть с ними у бассейна, потягивая «Маргариту». И он не остался на вечерний показ. Таунсенд об этом даже не узнает, а кроме того, у кинокритика было уже достаточно материала на две статьи, если не три.

Дорога была знакомая, но обратный путь от этого не стал короче или приятнее. К тому времени, как Патрик подъехал к воротам Реаты, солнце уже заходило, по иссушенной земле вытянулись странные тени, и окна курорта отсвечивали оранжевым пламенем. Его место на парковке занял какой-то «Кадиллак» — да и вообще на стоянке не осталось ни одного свободного места. Шлегелю пришлось проехать к следующей площадке, но и там все оказалось занято. Поэтому, оставшись ни с чем перед очередным корпусом, Патрик решил вернуться к главному зданию и оставить машину там.

Он припарковался возле фонарного столба, забрал портфель, запер машину и включил сигнализацию. Возвращаться к номеру по тропинке вдоль дороги получалось слишком долго, поэтому журналист решил срезать путь через вестибюль и спуститься по лестнице к периметру бассейна. Возле ворот он услышал знакомый голос: