Алексей Чумаков - В поисках призраков

Поздним вечером старенький черный байк с грохотом подъехал к серой девятиэтажке и остановился у первого подъезда. Мотоциклист заглушил мотор и опустил подножку. Спрыгнув с сиденья, он выпрямился и поочередно размял плечи. Он явно устал в дороге. Сняв шлем, молодой человек сделал несколько круговых движений головой, и, хрустнув шейными позвонками, присел на корточки. Противоугонные цепи с замками на колесах он всегда считал глупостью, но все же изо дня в день продолжал пристегивать своего «коня» – скорее ради личного спокойствия.

Мужчина зашел в подъезд; через полминуты двери лифта обнажили перед ним грязные исписанные стены и загаженный пол, усеянный бычками. Он вошел и нажал кнопку с цифрой 8. Скрипя и дергаясь, двери закрылись, и лифт рывками пополз наверх.

На лестничной площадке было темно – соседи снова выкрутили лампочку. Нащупав замочную скважину, молодой человек открыл входную дверь и щелкнул выключателем. Глаза не сразу привыкли к слепящему оранжевому свету и оглядели нехитрую обстановку прихожей: старую вешалку с одинокой потертой ветровкой, тумбочку, на которой лежали какие-то бумаги, ключи и монеты, стоптанные кроссовки, уткнувшиеся носами в плинтус…

Мужчина повесил шлем на крючок, снял казаки, косуху и поспешил на кухню за привычным ужином: лапша быстрого приготовления и черный хлеб, щедро политый сверху дешевым кетчупом. На десерт его ждала бутылка нефильтрованного Heineken и сушеные анчоусы. Изо дня в день его трапеза оставалась неизменной: сытно, относительно вкусно и недорого.

Затем он усаживался перед телевизором и проводил остаток вечера за просмотром дешевых сериалов, которые шли один за другим по кабельным каналам. В такие моменты он был почти счастлив. Жизнь порой умело купирует людскую привередливость, приучая радоваться малому.

Его звали Роберт. Он был одинок, хмур и молчалив. Все его неполные тридцать семь лет Роба кидало по стране, словно перекати-поле. Быть может, поэтому у него не было друзей – они попросту не успевали появляться в его жизни. Мужчина крепкого телосложения, он провел юность в подвалах с самодельными тренажерами и боксерскими грушами, заштопанными вдоль и поперек. Тогда для таких, как он, пацанов из подворотен выбор был невелик: спорт или наркотики. Роб выбрал первое и, несмотря ни на что, стал неплохим спортсменом. Потом армия, институт и чуть позже война, на которую он пошел вполне осознанно – контрактником. Ему было нечего терять…

Насмотревшись ужасов войны, он поседел уже в тридцать, а в тридцать пять облысел, и пепельная шевелюра больше не прикрывала грубый шрам после трепанации черепа. Сухие, но крупные черты его лица выдавали нордическое происхождение. Большие и невероятно грустные голубые глаза могли бы стать мощным оружием опытного Казановы, но Роб им не был. При невысоком росте – чуть выше ста семидесяти сантиметров – он обладал прекрасной атлетической фигурой. Широкие плечи, массивные ноги и крепкие руки делали его еще более коренастым, но пропорционально сложенным.

Роб существовал более чем скромно. Квартира досталась ему от отца, который в пьяном угаре успел написать завещание в пользу единственного сына. Незадолго до смерти в нем проснулось чувство вины, хотя за всю жизнь он ни разу не удосужился повидать отпрыска. Мальчик рос и познавал мир без какого-либо присутствия отца в его жизни. Встретив его двадцать семь лет спустя, Роб не нашел в его чертах ничего напоминающего тот образ отца, который запомнился ему в пять лет.

В детстве долгими ночами он представлял себе в красках их встречу, привнося в нее все новые краски. Иногда он хотел высказать отцу все, что о нем думает, и плюнуть в лицо за то, что тот после смерти матери оставил его в детском доме. Но в глубине души он чувствовал, что встреча будет иной. На самом деле он мечтал увидеть отца, потому что любил его, любил, пусть и предавшего, пусть и заново им придуманного, но все же родителя. Роб был почти уверен, что расплачется, как дитя. Пройдя сложный путь, насмотревшись смерти, он боялся не выдержать взгляда человека, встречи с которым ждал всю свою жизнь.

Одиночество сделало Роба неулыбчивым. Он разучился смеяться даже в редкие моменты радости. Постепенно проявление любой эмоции, будь то восторг или агрессия, свелось к нулю. Он стал незаметным для всех, хотя был очень неглупым человеком. Этот мужчина был достоин уважения уже за то, что не поддался жизненным перипетиям и не сломался, получил высшее образование и стал специалистом в своем деле. Его вдохновлял сам факт, что все, чему он учился, теперь приносит ему какие-то деньги. Конечно, он мог бы зарабатывать намного больше, приторговывая чем-нибудь незаконным, но его стремление выбраться из клоаки прошлой жизни было слишком велико.