Келли Йорк: Тише! (ЛП)

Мы сами — дьявол свой, и целый мир

Мы превращаем в ад.

Оскар Уайльд

— По-моему, предсмертные послания такой длины теряют всю напряжённость , — подчеркнул Ашер, постукивая ногой. — Не думаешь? Как там твоё «прощай, жестокий мир»?

К этому моменту Броди Хилтон уже исписал дрожащими каракулями четыре страницы сверху донизу. На последней странице он замешкался, его руки дрожали. Рядом стояла бутылка водки и целая армада пузырьков с таблетками, аккуратно выстроенных в ряд.

Уже не в первый раз за последний час Броди развернулся в кресле и умоляюще посмотрел на Ашера. Его налитые кровью глаза портили весь эффект.

— Ашер... Не заставляй меня делать это, парень. Ты не понимаешь. Я не...

— Ты не хочешь умирать, — Ашер обошёл его, опёрся об угол стола и поднял пистолет. Броди следил за оружием взглядом. — Это и без слов ясно. Но хочешь начистоту? Мне плевать. Все последние двадцать пять лет своей жизни ты только и делал, что притеснял тех, кто о тебе заботился. Карма — госпожа беспощадная.

— Я изменюсь, — капля пота стекла по его лбу, затем прочертив линию вдоль его квадратной челюсти. Ашер поморщился.

— Скажи это своей сестре. «Прости, что твоя жизнь — отстой из меня, но обещаю, с этого момента я буду хорошим мальчиком».

От крика ему полегчало. Но никакие слова не смогли бы донести до разума Броди, какие его решения повели за собой последствия.

— А теперь подписывай своё письмо.

Броди зарыдал, как не следовало бы рыдать взрослому человеку, но сделал так, как ему было сказано. Неважно, что Броди был тяжелее Ашера на добрых сорок фунтов. Хоть Ашер и не был слабаком, телосложение Броди можно было сравнить разве что с бычьим, так что он мог завалить Ашера, если бы только попробовал.

Броди просто был слишком накачан наркотиками, чтобы понять это.

Когда тот закончил, Ашер пробежал глазами письмо, суть которого заключалась в следующем: Простите, я виноват, всё было правдой . Да, да, было. Плохо, что только угроза надвигающейся смерти заставила Броди осознать это.

— Довольно неплохо. А теперь давай-ка посмотрим, что тут у нас, — он швырнул листы бумаги на стол. Броди смотрел на него тусклым взглядом из-за огромной кучи различных медикаментов, воздвигнутой между ними. Ашер сдёрнул крышку с одного из пузырьков рукой в перчатке.

— А тут у нас твой стандартный набор: Клонопин, Валиум, Норцо, Стилнокс... Да ты мог бы открыть собственную аптеку со всем этим, — эти таблетки не были прописаны Броди. Он украл их у своих друзей, у своей семьи. То, что Броди не принимал сам, он продавал. Ашер напряг челюсть. Он с грохотом поставил пузырёк перед Броди, таблетки внутри перестукнулись между собой.

— Хочу дать тебе совет: чем больше ты съешь, тем быстрее это кончится.

Под его тяжёлым взглядом, Броди медленно и на автомате стал откручивать крышки.

Что плохого в таблетках? Они долго действуют. Все, кто считает что смерть от передоза быстрая и безболезненная, никогда не видел, как кто-то от этого умирает. Было уже поздно, и у Ашера завтра должны были быть занятия, но он ждал.

Броди опустошил почти весь запас спирта в кабинете с препаратами, прежде чем, шатаясь, приползти в свою комнату. В течение всего процесса он бормотал:

— Аши, Аши, пожалуйста...

Господи, как же он ненавидел это имя.

Хотел он того или нет, Ашер заставил себя смотреть на то, как Броди корчится в своей постели. Смотреть, как тот приходит в сознание и снова уплывает в небытие. Как он мечется и вертится. То, что убило его, не было непосредственным действием таблеток. Броди умер, задохнувшись от собственной рвоты. Ашер заставил себя смотреть и на это.

Он забирал чужую жизнь. Меньшее, что он мог сделать, — это страдать, глядя на это.

Вскоре Броди умер, и Ашер подавил приступ тошноты.

В квартире было тихо. Не так тихо, как обычно бывает, когда кто-то находится дома один, нет. Это была тишина, которая следовала после того, как кто-то умирал. Всепоглощающее, тяжёлое чувство. Человеческие инстинкты, наверное. Маленькие колокольчики на задворках его сознания тихо говорили ему, что пора сматываться , потому что смерть означает опасность.

Но Ашер не ушёл. Не ушёл до тех пор, пока не проверил — и не нашёл — пульс. Он мог выиграть время, тихо прокравшись прочь из здания. Пройдут дни или даже месяцы, и только тогда соседи начнут жаловаться на вонь и вышибут дверь. Никто не будет оплакивать его.