Мартин Смит: Полярная звезда

Аркадий помнил. В шкафу тогда воняло так, как будто разом сгнили все тропические джунгли.

— С дрожжами и сахаром почти все может бродить, — ответил Коля.

— Женщины вообще не должны быть на корабле, — заметил Обидин. На гвозде, вбитом в заднюю стенку шкафа, висела маленькая иконка Святого Владимира. Обидин перекрестился трехперстным крестом, потом повесил на гвоздь рубашку.

— Я молюсь за наше избавление.

Аркадий спросил из любопытства:

— От кого избавляться хочешь?

— От баптистов, евреев и масонов.

— А трудно представить Буковского и Зину вместе, — сказал Гурий.

— Мне понравился ее купальный костюм, — признался Коля. — Помните, как мы шли от Сахалина? — У берегов острова есть теплое течение, подарившее морякам несколько часов искусственного лета. — Купальник, на тесемочках такой.

— Праведный муж покрывает лицо бородой, — сказал Обидин Аркадию. — Праведная женщина избегает появляться на людях.

— Сейчас она праведная, — произнес Аркадий. — Она умерла.

— Зина? — Гурий встал, снял темные очки и посмотрел в глаза Аркадию.

— Умерла? — Коля смотрел в сторону. Обидин снова перекрестился.

Аркадий подумал, что трое его соседей знают про Зину Патиашвили больше, чем он. Он помнил только тот день у Сахалина, когда она гордо шла по палубе в купальнике. Русские любят солнце. Тогда все надели плавки и купальники, да такие, что лишь чуть-чуть прикрывали тело — бледной коже хотелось впитать как можно больше солнечных лучей. Но Зина отличалась не только супероткрытым купальником. У нее была прекрасная фигура, стройная, с великолепными формами. На операционном столе ее тело больше походило на большую мокрую тряпку — ничего общего с Зиной, расхаживающей по палубе и позирующей у планшира в громадных черных очках.

— Она упала за борт. Вытянули сетью.

Вся троица уставилась на Аркадия.

— Зачем же тебя хотел Буковский? — вновь спросил Гурий.

Аркадий не знал, как объяснить. У каждого свое прошлое. Гурий всегда был дельцом, который действовал не только в рамках закона, но и преступал их порой. Колю из института отправили прямиком в лагеря, а Обидин курсировал между пивной и церковью. Аркадию приходилось жить с такими людьми с тех пор, как он покинул Москву: ничто не сближает больше, чем ссылка. По сравнению с разношерстным народом Сибири Москва казалась скучным местом, где обитали чуть ли не сплошные аппаратчики. Из раздумий его вывел резкий стук в дверь. Он даже был рад снова увидеть лицо Славы Буковского, хотя тот и вошел с насмешливым поклоном и обратился к Аркадию с издевкой:

— Товарищ следователь, вас хочет видеть капитан.

Каждый смог бы признать в Викторе Сергеевиче Марчуке капитана, даже когда тот не носил форменного кителя с золотыми нашивками. Аркадий видел его портрет у Дома моряков во Владивостоке — один из многих гигантских портретов передовых капитанов Дальневосточного рыболовного флота. Художник смягчил резкие черты лица Марчука и так «затянул» его в пиджак и галстук, что капитан выглядел, будто проглотил гладильную доску. У живого Марчука лицо словно было вырублено из дерева, обрамлено аккуратно подстриженной черной бородой, придававшей ему бравый вид, а на палубе корабля он всегда появлялся в шерстяном свитере и заношенных джинсах. В жилах его текла смесь азиатских и казацких кровей. Сибиряки во многом определяли лицо этой страны: новосибирские экономисты, иркутские писатели, владивостокские моряки.

Сейчас капитан сидел за столом, задумчиво глядя на бумаги, разложенные перед ним: личное дело матроса, книга кодов, шифровальная таблица и еще два листа, первый из которых был испещрен цифрами, в некоторых местах обведенными красным карандашом, а второй — буквами. Марчук поднял взгляд и посмотрел на Аркадия, как бы стараясь поймать его в фокус. Слава Буковский вежливо отступил на шаг, чтобы не попасть в поле зрения капитана.

— Знакомство с членами экипажа порой бывает очень любопытно, — Марчук кивнул на личное дело. — Так значит, вы бывший следователь… Я запросил по радио дополнительную информацию о вас, матрос Ренько. И мне ее прислали. — Крепкий палец капитана постучал по расшифрованной радиограмме. — Итак, старший следователь Московской прокуратуры, уволен по причине политической неблагонадежности. Впоследствии вас видели в одном из пригородов Норильска. Ну, это ничего, многие лучшие представители нашего народа провели в этих краях долгие годы, пока их не реабилитировали. В Норильске вы работали ночным сторожем. Вероятно, вам, бывшему москвичу, по ночам там было холодновато?