Мартин Смит - Роза

Налив стаканчик, он вышел с ним в гостиную и уселся за доклад комиссии по расследованию причин катастрофы. Ни фамилия, ни имя Харви не упоминались среди списка жертв взрыва на шахте Хэнни, хотя Блэар был уверен, что это имя уже где-то ему раньше встречалось. Он просмотрел список выживших в катастрофе. И там никакого Харви не было. Потом список свидетелей. Тоже никакого Харви. Тем более странными показались ему слова Силкока, что те, кто работает с Биллом Джейксоном, не грязны и с ними можно играть в карты. На шахте таких быть не могло. Даже работавшие на поверхности машинисты подъемной машины и сцепщики вагонеток тоже были черны от угольной пыли.

Но стоял ли за этими словами какой-то смысл? Силкока с Мэйпоулом ничто не соединяло, за исключением одного-единственного разговора после игры в регби; к тому же викарий отверг предложения, которые могли быть тогда ему сделаны.

Блэар отложил в сторону доклад комиссии и принялся изучать переданный ему Левереттом список тех, кто прошел через «Дом для женщин, падших впервые». Продемонстрированное Розой Мулине умение накладывать швы невозможно приобрести, зашивая раз в год рождественскую гусыню. Розу этому явно учили. Однако не в «Доме»: имя Мулине в списке не упоминалось.

Блэар почувствовал себя в тупике. За весь минувший день он добился лишь того, что приобрел себе еще одного врага в лице начальника полиции Муна. Верно заметил тогда Эрншоу: у Блэара просто талант наживать себе врагов. Еще один пустой день, отмеченный только появлением Силкока и еще более похожим на чудо появлением Роуленда. Который побывал у дикарей. И перед которым теперь все преклонялись. И который сейчас уже, наверное, в Лондоне.

Горилл открыли всего тридцать лет назад. Первую гориллью шкуру привезли в Англию десять лет назад. А теперь вот уже даже в Уигане есть горилльи лапы. И еще есть обломки кораблекрушения, пережитого человеком — неудачником «ниггером Блэаром». Обломки, не омываемые прибоем где-нибудь на песчаном побережье Занзибара, а болтающиеся на привязи у епископа.

Почему вообще он должен кого-то разыскивать?! Никому, кроме него, нет до Мэйпоула абсолютно никакого дела. Он же не сыщик и не святой — покровитель викариев. В жизни не занимался ничем подобным.

Блэар вернулся в спальню за новой порцией бренди. Чтобы не любоваться опять собственным отражением в окне, он убавил свет, и взгляду его предстали бегущие по небу и словно наваливающиеся на город тяжелые, рваные, грязные облака. Теперь ему стали видны и склянки, тускло поблескивавшие в окнах аптеки, и горы оловянной посуды, что громоздились в витрине хозяйственного магазина, и манекены в лавке модистки, смотревшие на улицу слепыми глазами. В кустах рядом с магазином модистки в свете уличного фонаря поблескивало что-то металлическое. Сперва Блэар подумал, что отблеск исходит от оброненной на землю монетки, но тут сверкающее нечто шевельнулось, и он понял, что на самом деле это обитый медью мысок шахтерского клога.

Блэар отступил от окна в глубь комнаты и постоял так минут десять, наблюдая; глаза его привыкли к темноте, и он различил в кустах чьи-то ноги. Для удовлетворения естественных человеческих потребностей столько времени явно не требовалось. Стоявший на улице не курил; значит, он не хотел себя обнаружить. Конечно, этим человеком мог быть кто угодно; но если в кустах прятался Билл Джейксон, тем лучше: так, по крайней мере, Блэар мог знать, где Джейксон находится. И, пока сам Блэар оставался бы в «Минорке», словно корабль в порту, он мог чувствовать себя в полной безопасности: Джейксон не стал бы ломиться в двери самой респектабельной в Уигане гостиницы.

Блэар налил себе стаканчик бренди и попытался целиком сосредоточиться на дневнике Мэйпоула. Глядя на тесно посаженные, переплетающиеся между собой строчки, он представил себе согнувшегося над страницей рослого викария, словно гиганта, корпящего над кружевной вышивкой. Блэару так и не удалось пока расшифровать заляпанные чернильными пятнами записи, датированные 13 и 14 января; единственной причиной полагать, что над их расшифровкой стоило поломать голову, был тот факт, что строчки именно этих записей были перекручены особенно сложным образом. Распутанные, они не складывались ни в какой осмысленный текст; но Блэар повторял себе, что Мэйпоул был всего лишь викарием, а не привыкшим изворачиваться и хитрить шахтером. Строчки напоминали Блэару так называемый «шифр Цезаря», когда буквы меняются местами и группируются по четыре; средний по сложности код, расшифровку его надо начинать со сдвоенных и наиболее часто повторяющихся букв, с чаще всего встречающихся комбинаций. В данном случае трудность заключалась в том, что отдельные буквосочетания выглядели так, словно были написаны на каком-то другом языке. Решив не обращать внимания на группы и перечитывая строки снова и снова так, чтобы нащупать в них какой-то ритм, Блэар почувствовал вдруг, что его внутренний голос улавливает нечто знакомое; потом несколько первых коротких буквосочетаний подсказали ему одну из гласных, та — имя, а уже оно раскрыло и ключ, давший возможность прочесть все остальное.