Проснулся я среди ночи, в ноздри бил запах гниющего дерева и почему-то колбасы с горчицей. Сэндвич, что ли, мне приснился? Огромная белая луна светила сквозь дыры в крыше, все вокруг окуталось серебряной дымкой, и мне вспомнилось, как на Рождество мама читала Библию, то место, где Деве Марии явился архангел Гавриил и возвестил, что на нее снизошел Святой Дух и во чреве у нее будет ребенок – Христос.
Всякий раз, когда мама читала этот отрывок, я представлял себе безмятежную обнаженную красавицу, купающуюся в лунном сиянии, глаза у нее большие, испуганные, но губы улыбаются, она ведь и не знает, что это не лунный свет ласкает ее, а сам Бог.
Луна-то и прогнала меня домой. Не хотелось мне в объятия Бога. Даже по случайности.
Я сложил письмо Скипа, спрятал в карман, закрыл глаза и быстренько вообразил себе страстных цыпочек из колледжа. Потом допил пиво и вышел во двор убедиться, что крышка мусорного бака плотно закрыта. Еноты, чтоб их.
Разбудить медведя, впавшего в зимнюю спячку, было проще, чем Мисти. Я уж не стал ее особо расталкивать и на руках отнес в постель, будто невесту.
Рука с кошачьим ошейником свесилась с кровати. Я уложил руку ей на грудь. Под ногтями был хлебный мякиш и горчица.
Ее часть комнаты за прошлый год очень изменилась. Она убрала большую часть плюшевых зверюшек и всех кукол Барби. Плакат со «Спайс Герлз» сменил скачущих лошадей, а на комоде вместо пони с розовыми и лиловыми гривами появились лак для ногтей и губная помада.
На тумбочке между ее кроватью и койкой Джоди теперь стояло фото в рамке: улыбающиеся Мисти и папаша возле «доджа». На капот брошен олень – первый охотничий трофей Мисти. К Джоди фотография повернута тыльной стороной, и к ней прислонена сложенная бумажка. На бумажке каракули Джоди:
ЭТО ПРОТИВ ЗОКОНОВ ПРЕРОДЫ
Я улыбнулся и повертел бумажку в руках: вдруг сестрица еще что-то написала. Если она серьезно, как же быть с ее динозаврами? Я посмотрел в ее сторону, но из-за мягких игрушек видна была только светлая макушка.
Привезенный мной бумажный зонтик был уже в картонном ведерке, где хранились все прочие зонтики. Все предсказания-сюрпризы были тщательно разглажены и сложены в конверт с надписью ПРЕТСКОЗАНИЯ.
Ей было годика три, когда я в первый раз принес ей печенье с сюрпризом. Заведение Ии только что открылось, и мы со Скипом забежали туда по дороге домой посмотреть, что да как. Мама показала Джоди, в чем суть: разломила печенье и велела вытащить бумажку. Джоди спросила, что там написано, и мама подмигнула мне и произнесла: «Здесь говорится: Барни [11]любит тебя».
Джоди была тогда без ума от Барни.
Выражение ее лица меня просто убило. Она свято верила в то, что сообщало печенье. Мы с мамой обменялись улыбками. В ее улыбке была наивная искренняя радость. Папаша тоже присутствовал, но он смотрел телевизор.
Никогда не видел на лице у отца сердечной улыбки. Счастье было для него сильным переживанием, легко оборачивалось шлепками да подзатыльниками и служило лишь предлогом для того, чтобы напиться и набезобразничать.
Мальчишкой я думал, что так дело обстоит со всеми мужчинами, даже опасался, что у мужчин в основе всех прочих эмоций лежит злоба. Я спросил у мамы, и она сказала, что я, пожалуй, прав. Непедагогично, зато честно.
Я опять сложил бумажку и вернул на место.
Выключил лампу Джоди с абажуром «Ноев ковчег». Лампа когда-то была моя, потом перешла к Эмбер, потом к Мисти. Краски выцвели, и Ной с животными превратились в безликие призрачные силуэты.
Подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Тусклый лунный свет просачивался в комнату. Во мраке чуть мерцал только кошачий ошейник на запястье Мисти.
Я прошел через прихожую, комната родителей осталась справа. В нее никто не заходил с того самого дня, когда папашина сестра Дайана сняла постельное белье и упаковала прочее его имущество. Она так и говорила: имущество. Наверное, считала, так культурнее. Ей виднее: учительница третьих классов.
Раз в неделю приоткрою дверь и загляну внутрь, посмотрю на тюфяки телесного цвета (когда-то они казались мне такими мягкими), на плакат с видом озера Эри, где родители провели медовый месяц (когда-то озеро представлялось мне такой экзотикой), на мамин флакон с духами «Лунный ветерок» (красивое название, думалось мне). У флакона форма балерины. Теперь-то я знаю: все это фигня. Все равно что наведаться к отцу на могилу.
Внизу у себя я разделся, посмотрел на индикатор нагревателя (не потух, горит!) и лег в постель. Элвис покрутился на своей подстилке и тоже улегся со вздохом. Последнее, что помню, – серый силуэт выключенной лампочки на чернильно-черном фоне подвала.
Читать дальше