Франк Тилье - Головокружение

Только я помылся – и на тебе, опять надо окунаться в пот прошедших дней. Снова влезать в одежду, пропитанную флюидами смерти. Как же мне осточертело жить, спать, барахтаться в позорном дерьме собственного поражения. А что мне оставалось делать? Как противостоять безжалостной судьбе? Здесь не повернешься на сто восемьдесят градусов и не уйдешь домой.

– Эти удары ледорубом связаны с женщиной? – вдруг спросил Мишель, тоже раздеваясь.

Я нахмурился, полагая, что тема моих шрамов уже закрыта:

– А почему вы спрашиваете?

Теперь Мишель стоял совершенно голый. Он был крепко сложен, мощные бицепсы и прекрасные плечи были явно накачаны в спортивном клубе. У него тоже имелось два-три небольших шрама на предплечьях. Волосы на груди отливали сединой. Сверху на правой лопатке виднелась сине-желтая (а может, бело-зеленая) татуировка: буква «С». Он энергично растирал себе плечи.

– Когда пьют, говорят о женщинах и все входят в штопор. За каждой ссорой стоит женщина.

– Это ведь все Макс? – сказал Фарид.

У меня волосы встали дыбом.

– А ты-то откуда взял это имя?

– Ты все время разговариваешь во сне… я ведь тебе говорил. Похоже, тебя мучат кошмары, парень. И твой отец, и Макс в этих кошмарах присутствуют. Можно подумать…

Скрестив на груди руки, Мишель начал отбивать ногами чечетку:

– Если вы не уйметесь, то я тут заледенею, а вы даже не заметите. Или вы хотите, чтобы я заболел? Нет? Тогда вылейте мне одну половину кастрюли в левую дырку маски, а вторую – в правую.

– Вы уверены?

– Делайте, что говорят. Все чешется и щиплется, у меня башка лопнет, если это продлится еще день.

– А если от этого испортится механизм… механизм бомбы?

– Тем лучше.

Я подошел к нему. Он задрал голову вверх, так чтобы дырки для глаз оказались в горизонтальной плоскости.

– А татуировка у вас на спине, большая буква «С», – это…

– Это Седрик. Как на серьге. Ну, льете или нет? Рожайте уже!

Такой резкий ответ не располагал к диалогу, и я принялся, следуя указаниям, заливать воду в дырки. Мишель издал хриплый стон облегчения. Я взял сухое полотенце и стал растирать ему спину и бедра, а он просовывал уголки в отверстия в маске. Фарид ошеломленно наблюдал, как мы обхаживаем друг друга, словно две старые обезьяны. А за нами величаво возвышался ледник. В ситуации было что-то невероятное, и меня разобрал нервный смех.

– Интересно, с чего это ты так веселишься?

Я кивнул на тупую массу льда:

– Мишель, голый, в железной маске, на фоне великолепного ледяного водопада. Можно подумать, что мы туристы на острове Реюньон, только в кошмарной версии.

Мишель и не думал смеяться. Араб вытер прозрачную каплю с носа:

– Небось, на Реюньоне насморк не схватишь.

Мокрой половиной полотенца я замотал голову, рассчитывая, что сухой половиной будет вытираться Фарид.

– А это для тебя.

– Ну уж нет, спасибо. Завязывай со своим эскимосским душем, ладно? Я очень замерз. Хочешь, чтобы я окочурился?

– Надо задать жару твоему телу и смыть всю грязь. Показать телу, что оно живое. Давай, нечего!

Заставить его вылезти из спальника было все равно что отрезать от него кусок. Мне пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить его встать. Он разделся, как при ускоренной съемке. Подземелье его почти съело. Когда я увидел его голышом и заметил, как он дрожит, прикрывая исхудалыми руками свое обрезанное мужское хозяйство, я сразу позабыл о Реюньоне и спросил себя, сколько же мы еще сможем продержаться.

Фарид поднял глаза к потолку и, стиснув кулаки возле шеи, плотно сжал чуть согнутые ноги:

– Давайте скорее, а не то я…

То, что произошло потом, длилось какую-то долю секунды. Когда я снимал с огня кастрюлю, Фарид с криком метнулся в сторону Мишеля. Его облезлый член шлепнул по бедрам, ослабевшие мускулы напряглись, лицо мгновенно исказилось. Завитки волос взлетели в воздух, лоб покрылся морщинами, как треснувший гранит. Выставив вперед кулаки, он изо всех сил пихнул Мишеля в грудь. Колосс удивленно вскрикнул и, потеряв равновесие, рухнул на спину. Мне казалось, что я уловил каждую фазу падения. Пок, подняв морду и здоровое ухо, отскочил в сторону.

В этот момент у меня перед глазами пронесся сталактит. Он был толще и длиннее сложенного зонтика и разлетелся на сотни осколков. Кусочки льда хлестнули меня по щеке и обрушились на спину, икры и зад Фарида. Араб упал на Мишеля и взвыл от боли. Покхара рванул в темноту, поджав хвост и поскуливая.