– Не уметь читать еще не значит не слушать и никогда не быть ребенком.
Стоп, уж не становлюсь ли я параноиком? Мне не хотелось подозревать Фарида только потому, что он араб. Да, отец у меня был расистом и гомофобом, но я же не такой. Пок лежал спокойно и не огрызнулся, а потом принялся покусывать Фарида за рукав куртки.
– Хороший знак, – сказал я с улыбкой. – Он тебя признал.
Фарид быстро отдернул руку:
– А я не хочу, чтобы он меня признавал.
Я наклонился к Поку, а тот завалился на спину и поднял все четыре лапы, чтобы ему чесали брюхо. Фарид поддался искушению и ласково его погладил. Этот парень умел чувствовать, но меня не покидало ощущение, что он скрывает от меня что-то очень важное. Может, он и есть пресловутый врун? А может, вор? Как ни в чем не бывало я продолжил:
– Его прооперировали, но выздоравливал он очень долго. Когда я к нему подходил, он рычал. Он больше не узнавал меня. Мне советовали его усыпить, потому что он уже никогда не будет прежним псом. Он станет…
Мне стало трудно говорить от нахлынувшего волнения. Такой вариант событий, что Пок отойдет в мир иной, я уже просчитывал, и для меня это было бы равносильно ампутации.
– Станет диким?
Я показал ему руку с огромным шрамом в форме подковы. Были и другие, поменьше, на запястьях и у основания большого пальца. Не сводя ласкового взгляда с Пока, Фарид поглаживал подбородок.
– И как же ты его спас?
– Я его увез в бывший командный пункт вермахта, в заброшенный трехэтажный пакгауз из армированного бетона, это строение принадлежало моему приятелю. Это в Лотарингии, недалеко от базы военных истребителей. И там мы провели вдвоем трое суток, вместе ели, дрались… И наконец снова обрели друг друга.
Фарид прикурил сигарету от пламени горелки.
– Вы с ним очень тесно связаны, вот почему наш палач не разлучил вас. Он знал, что без Пока ты будешь не ты, а половина тебя. А ему ты был нужен целиком. Я уверен, что ключ к разгадке нашего заточения кроется в тебе.
– А почему не в тебе? Он, похоже, все про нас знает. Вплоть до твоей любимой марки сигарет.
Фарид молчал, а я кивнул подбородком в сторону сигаретной пачки:
– Я тоже курил «Голуаз», в армии. Хоть в этом у нас что-то общее. В этом, да еще в цвете глаз.
– Я давно собирался бросить. А тут у меня не будет выбора. Пустая пачка – она и есть пустая пачка.
– Дашь мне сигарету?
Он заколебался:
– А ты мне что дашь взамен?
– Не знаю… Может, чуть-чуть дружбы?
Он усмехнулся и протянул мне зажженную сигарету. От первой затяжки я закашлялся:
– Ладно, не помру.
С сигаретой в зубах, я забрал стакан и сполоснул его водой из кастрюли.
– Из этого стакана будем пить мы с Поком. А ты дели свой с Мишелем.
Я поднес стакан к скале, процарапал на нем бороздку и спросил:
– Как думаешь, у Мишеля что-нибудь получится?
– Если честно, сомневаюсь. Он вроде бы не производит впечатления умника.
– Но сила в нем есть. Мне кажется, что, кроме него нас некому отсюда вызволить. Приходится ему доверять.
В темноте плясал красный огонек сигареты. Я глубоко затянулся, и тепло горящего табака согрело меня. Потянулись ужасающе долгие минуты. Наполовину выкуренную сигарету я осторожно положил в угол палатки. Надо будет соорудить что-то вроде урны, не хочется здесь мусорить. Потом я принялся расспрашивать Фарида о его жизни, о семье… Занятный он парень. Мне удалось его разговорить, но только чуть-чуть, и я не нашел в его словах ничего, что могло бы хоть как-то помочь понять ситуацию. Он с севера, дед с бабушкой эмигранты, нанялись работать на шахту, проблемы с деньгами, безработица, ну и так далее… Странным, каким-то остановившимся взглядом Фарид осмотрелся вокруг:
– Очень хочется есть. Что же с нами здесь будет?
Пок положил морду мне на колени. Снизу, из пропасти, послышался жалобный вздох. Фарид сел, подтянув колени к груди.
– Не знаю, Фарид, я ничего не знаю. Но в горах я усвоил одну вещь: искушение может убить. А потому в наших интересах как можно скорее выбросить мертвеца в эту треклятую пропасть. Она воет, потому что, так же как мы, требует того, что ей причитается…
Нет сомнения, что к концу второго или третьего дня ожидания ты начнешь воображать себе разное. В основном вещи невеселые. Так всегда бывает, когда нарушается равновесие между нормальным и ненормальным положением вещей. Но особенно не беспокойся. Я знаю, что делаю, и, если что-нибудь случится, ты все равно ничем не сможешь мне помочь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу