Многочисленная родня с вожделением взирала на обшарпанный десятилетний “мере” жениха и шумно готовилась к свадьбе. Церемония бракосочетания особым шиком не отличалась, выделялась только “молодая” в ярко-розовом платье с белыми оборками, что постоянно наводило гостей на мысль о борделе.
Погуляли нормально, только раз пришлось приводить в чувство перебравшего самогонки тестя. Виной тому были то ли оставшиеся в девках три Дианиных сестры, статью напоминавшие газонокосилки, то ли горсть таблеток димедрола, тайно подмешанных в самогон дегенеративным и хулиганистым племянником Федькой. Закончилось все благополучно, тестя уложили на обычное в таких случаях место в сарае, и молодые убыли в город. Вдогонку “мерседесу” свистнули вилы, но Федькин организм был уже ослаблен возлияниями, да и рука потеряла былую твердость. Вилы застряли в кусте крыжовника и так и провисели там до следующего лета, пока на них не напоролся один из родственников, приехавший проведать деревенскую родню.
Проведал, и всей родне пришлось скидываться на лечение и протез левой ноги.
В кафе, куда вошел Ковалевский, было тихо, мирно дремали мухи, и казалось, сам бармен, похожий в своем черно-белом одеянии на разморенного пингвина, вскоре раскинется на стойке и засопит. Народу не было, только в углу сидел за столиком какой-то парень и читал журнал.
Ковалевский заскучал.
Ему представлялось, что с его появлением все взоры устремляются на него, женщины бросают призывные взгляды, а мужчины начинают неловко суетиться, пытаясь вернуть утраченную на фоне Николая привлекательность в глазах своих дам. Так иногда и бывало, однако причина была в другом – своим нелепым видом Ковалевский вносил в атмосферу нормального заведения резкий диссонанс, сравнимый с тем, который произвело бы появление Майкла Джексона на конгрессе по защите детей от сексуальных домогательств.
– На два пальца джина, остальное – тоник! – резко, по-ковбойски, бросил Ковалевский бармену и в нетерпении постучал портмоне по стойке.
Парень в углу бросил недоуменный взгляд на посетителя и вернулся к чтению.
– Чьих пальца, сэр? – деланно вежливо осведомился бармен.
– Не валяйте мне тут дурачка! – мгновенно вскипел бизнесмен. – Вас что, не учили, как наливать в таких случаях?
Бармен пожал плечами и молча отмерил граммов пятьдесят джина.
– Какой тоник предпочитаете? – снова осведомился он.
– Грейпфруктовый, – с ударением на предпоследний слог рявкнул Ковалевский.
В общении с обслуживающим персоналом он считал правильным вести себя жестко, не подозревая, что путает умение держать дистанцию с элементарным хамством. Ну, а грамотность была вообще слабым местом “великого коммерсанта”.
– И соломинку с оливкой давайте, как положено!
– Оливку положено в мартини, а у вас джин-тоник, – возразил бармен.
– Что вы мне мозги вкручиваете! Я что, по-вашему, похож на человека, не знающего, что где положено? Кладите, если клиент требует! Учить меня еще будет!
Первый посетитель отложил журнал и с интересом энтомолога * Note3 Ученый, изучающий насекомых
посмотрел на скандалиста. Бармен брезгливо опустил оливку в стакан.
– Белый “Давидофф” есть? – поинтересовался Ковалевский, шаря глазами по полке с выставленными сигаретными пачками.
– Восемь тысяч * Note4 Цены до деноминации рубля в 1998 г.
, – отреагировал бармен. – Пепельницу дать?
– Не нужно, – отказался бизнесмен, демонстрируя свою независимость от “жалкого халдея”.
– С вас тринадцать пятьсот.
Николай достал новенькую пятидесятитысячную купюру, хотел со щелчком, взявшись за углы, расправить ее и красиво бросить на стойку. Действо вышло только до половины – он не рассчитал усилие и порвал купюру пополам прямо перед носом изумленного бармена.
Взбешенный Ковалевский попытался выдернуть из бумажника еще одну купюру, раздался треск, и рядом с половинками полтинника на черную поверхность стойки лег зеленоватый уголок червонца. Бармен и бизнесмен несколько секунд тупо рассматривали скрутившийся спиралью обрывок.
– Такие тоже не берем, – осторожно заметил бармен.
Багровый Ковалевский аккуратно расстегнул портмоне и припечатал к стойке очередной полтинник. Бармен бережно взял его двумя пальцами и переложил к кассе. Товарно-денежные отношения близились к финалу. Отсчитав сдачу и выставив на стойку заказ, работник общепита удалился в подсобные помещения, где он мог дать волю эмоциям. Общаться с финансовым Геростратом ему более не хотелось.
Читать дальше