Эллис Питерс - Монаший капюшон

– И что же ты собираешься делать, – осторожно поинтересовался Кадфаэль, – ежели правда так и не откроется, и ты – Боже упаси – не сможешь вернуться домой? Хотя, видит Бог, я все сделаю, чтобы этого не случилось.

Паренек посмотрел на монаха твердым и ясным взглядом: он о многом передумал, скрываясь в сельской глуши, и до такой степени попал под влияние своего благородного покровителя, что даже в облике его проступили черты несомненного сходства с Ифором.

– Я сильный, и руки у меня на месте – коли приспичит, сумею заработать на хлеб и в Уэльсе, пусть и буду здесь чужаком. Сдается, что я не первый, кому приходилось покидать свой дом из-за несправедливых обвинений и пробивать себе дорогу на чужбине. Конечно, лучше бы вернуться – жаль оставлять матушку, особенно сейчас, в такое нелегкое время. И не хочется, чтобы люди вспоминали меня как злодея, который отравил своего отчима и сбежал, тогда как я никогда не. желал и не делал ему ничего худого.

– Ничего такого не будет, – заверил парнишку Кадфаэль, – тебе еще несколько дней придется прятаться, не больше. Положись на Господа – я верю, что мы доберемся до истины и ты сможешь вернуться домой, ни от кого не таясь и ничего не стыдясь.

– Ты и правда в это веришь? Или просто хочешь меня успокоить?

– Верю, как Бог свят! Ты не из тех, кого надо утешать выдумками. Я не стал бы тебе лгать даже из добрых побуждений.

И все же монах отчасти покривил душой, или, скорее, умолчал о том, что его тяготило. Кадфаэля не покидало ощущение, что не следует задерживаться в этом доме, – лучше распрощаться и уйти, благо и предлог найдется: дни зимой и впрямь коротки.

– Мне пора возвращаться в Ридикросо, – промолвил он, поднимаясь из-за стола, – брат Барнабас еще слаб, и я всю работу оставил на одного брата Симона. Я ведь рассказывал вам, что меня послали сюда лечить захворавшего пастуха да помочь управиться с хозяйством, пока он поправляется.

– Ты заедешь сюда, если будут новости? – спросил Эдвин. Голос его звучал твердо, но глаза выдавали тревогу.

– Непременно. Как только что узнаю, тут же и приеду.

– Ты ведь пробудешь в Ридикросо еще несколько дней, – сказал Ифор, сын Моргана, – надеюсь, еще заглянешь к нам, тогда и потолкуем на досуге, без спешки.

Старец двинулся было к двери, собираясь проводить гостя, но внезапно замер и предостерегающим жестом поднял руку, призывая к молчанию. Годы не притупили его острого слуха, он первым уловил приглушенный говор. Голоса были едва слышны, но не потому что доносились издалека: кто-то старался говорить потише. Зашуршала сухая трава. Послышалось негромкое ржанье одной из привязанных лошадей – верный признак того, что приближаются другие кони.

– Это не валлийцы! – почти беззвучно прошептал Ифор. – Англичане! Эдвин, ступай в другую комнату.

Парнишка молча повиновался, но спустя мгновенье появился на пороге.

– Они там, за окном, двое. В кожаных доспехах, вооружены...

Голоса приблизились и зазвучали у самой двери – громче, чем прежде, ибо прибывшие нашли, что искали, и теперь не считали нужным таиться.

– Это и есть та самая кляча... Экая пестрая – тут уж без ошибки!

– А я тебе что говорил? Я же сказал: найдем одного, найдем и другого.

Послышался негромкий, довольный смех. Затем кто-то загрохотал кулаком в дверь, и тот же голос зычно и повелительно произнес:

– Откройте, именем закона!

Стучавший не стал дожидаться выполнения этого формального требования. Последовал сильный удар, дверь распахнулась, и на пороге показался крепко сбитый, бородатый сержант из Шрусбери. За спиной его маячили двое стражников. Брат Кадфаэль и Уильям Уорден оказались лицом к лицу – монах стиснул зубы, а физиономия сержанта расплылась в ухмылке.

– Приятная встреча, брат Кадфаэль! Ты уж прости, но я не по твою душу. У меня дело к тому мальцу, что прячется у тебя за спиной. Мне нужен Эдвин Гурней, и похоже, это он и есть – так что ли, парнишка?

Эдвин шагнул вперед. Лицо паренька было бледным как полотно, глаза округлились от гнева, но страха в них не было. Не опуская головы, он мужественно смотрел на сержанта. Недолгое пребывание в валлийской глуши не прошло для него даром.

– Так меня зовут.

– А коли так, я должен взять тебя под стражу и отвезти обратно в Шрусбери, где тебе предъявят обвинение. Ты подозреваешься в отравлении Герваса Бонела.

С глубоким вздохом Ифор, сын Моргана, выступил навстречу нежданному посетителю. Старец словно вырос на полголовы.. Звучным, глубоким голосом, способным урезонить кого угодно, он произнес: