Ричард Пратер - Дорогой, это смерть!

Глория завела руку за спину, и полоска материи на ее груди весело затрепетала. И стала рассказывать. Это случилось два с лишним месяца тому назад. Глория работала официанткой в Беверли Хиллз, где Джордж ее и подцепил и даже сумел слегка вскружить ей голову. Она поверила его рассказу о том, что он занимается импортом оливкового масла. Джордж сделал ей предложение и пообещал, что медовый месяц они проведут в Акапулько, в апреле и мае, – ему якобы предстояло ехать туда по делам фирмы. Совершенно верно, сейчас у них медовый месяц, но он ей совсем не нравится. Когда она узнала, чем Джордж на самом деле зарабатывает деньги и что это никак не связано с оливковым маслом, стало еще хуже. Но и до этого, призналась Глория, ее уже начинало от Джорджа мутить. Когда он напивался, то хвастался и такое нес... Но это было уже после того, как она про него все разузнала. Поэтому теперь Джордж наверняка не разрешит ей от него уйти – вдруг она кому-нибудь проболтается про то, что от него слыхала.

Глория все говорила и говорила про какие-то пустяки, касающиеся их с Джорджем отношений, я же, сопоставив некоторые факты, думал: вдруг все это имеет отношение к делу, за которое я взялся? Тот, за кем я гонялся и кого два дня тому назад нашел с пулей в башке, в свои сорок был, можно сказать, ходячей легендой – один из величайших мошенников всех времен и народов, выигравший несколько самых зрелищных и рискованных афер нашего столетия. Его звали Уоллес Паркинсон, по прозвищу Пулеметчик, а поскольку он был преступником, не исключено, что в Акапулько он хотел повидать кое-кого из своих коллег. Те, с кем я только что имел честь общаться, едва ли годились ему в телохранители, потому что Пулеметчик был истинный гений в своей области – за что бы он ни брался, ему во всем сопутствовал бесспорный успех. Пулеметчик как-то выманил по телефону у одного техасского нефтяного магната 350 тысяч долларов, а два месяца спустя нагрел его еще на 200 тысяч. Этот наглец вполне мог шантажировать моего клиента. Тем более, что в среде шантажистов он пользовался таким же авторитетом, как Крошка Билл у уголовников или Джек Потрошитель у разбойников. Я не мог не испытывать сожаления от того, что его отправили на тот свет.

– Вот так я и попалась, – услышал я голос Глории и с отвращением вспомнил Джорджа Мэдисона. – Весьма банальная история, – рассказывала она. – Джордж очень красивый парень, я совсем не знала его до тех пор, пока мы не поженились. Мы посещали ночные клубы, всякие пирушки и вообще не сидели дома. Он всегда при деньгах, так что мы здорово надирались. Возможно, на трезвую голову я бы ни за что на него не клюнула. Господи, трезвый – он такой дурак.

– А когда напьется, звезды, что ли, с неба хватает? – не удержался я.

– Не в том дело. – Глория улыбнулась. – Просто я напивалась вместе с ним и поэтому многого не замечала. Еще месяца два его компании и я сопьюсь. Только и слышишь: “Да-а, да-а”, – вот и весь репертуар.

– Да-а, – изрек я.

– Ну, вот, можно сказать, и все. Меня тошнит от Джорджа, но он все равно заставил меня сюда приехать. Говорит, что если я вздумаю его бросить, он меня убьет. Только я все равно попытаюсь. Вот и все Шелл. Не больно веселая история.

– К тому же довольно безнадежная. Не могу же я застрелить его по твоей просьбе.

Я кое-что прикинул в уме. Вполне вероятно, что с Глорией все обстояло именно так, как она мне изложила. С другой стороны, меня могли попытаться вовлечь в нечто серьезное, и она служила обыкновенной наживкой. Не исключено, что этим субъектам не терпится узнать, что привело меня в Акапулько. Одним словом, у Глории очень сомнительные друзья, но может все это даже к лучшему.

– Глория, а что здесь делает Джордж? – поинтересовался я. – И Мэйс и все эти здоровяки? Она покусывала губу.

– Я точно не знаю. Кажется, что-то, связанное с делами какого-то союза, но я не уверена. А зачем это тебе?

– Обычное любопытство. – Дела какого-то союза. Ничего себе. Мне с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица. – А вы случайно где остановились?

– В “Эль Элькантадо”. Это на улице Тамбуко, неподалеку отсюда. Я живу в коттедже номер двадцать семь.

– Я знаю, где это. О'кей. А теперь, голубушка, сделаем следующее. Ты оставишь меня с носом, а сама отчалишь к своему дражайшему муженьку. Разыграешь для него представление. Скажешь, что просветила меня насчет того, кто он, и я чуть было не лишился чувств. Это, между прочим, сущая правда. А дальше навостри ушки, узнай, что за участь готовится мне. Мертвый я уже никому не смогу помочь, в том числе и тебе. А я постараюсь заглянуть к тебе сегодня вечерком.