Виктор Полонский - Опасная игра Веры Холодной

— Что с тобой, Верочка? — обеспокоился муж, вскакивая на ноги. — Голова закружилась? Хочешь прилечь?

Вера почувствовала укол совести, не очень сильный, но все же ощутимый. Владимир заботлив, этого у него не отнять, и он ее любит. По-своему, но любит. А что расчетлив да занудлив, так это издержки профессии. Адвокату положено быть педантом, иначе он своего дела должным образом делать не сможет. Ну а то, что актерство считает второсортной профессией, так это от недостатка фантазии и одухотворенности, весьма часто встречающейся у мужчин. Мужчины прямолинейны, приземленны, нечувствительны. Даже самые лучшие из них не способны чувствовать так же тонко, как чувствуют женщины. Они не виноваты, ведь такими их создал Бог. Им можно только посочувствовать.

Особенным сочувствием у Веры пользовался один симпатичный и добрый (что весьма важно) штабс-ротмистр с глазами бездонной глубины, манящими, чарующими, проницательными.

За то время, пока они не виделись — каких-то восемь месяцев или около того, — симпатичный штабс-ротмистр заметно изменился. Похудел, побледнел, осунулся — словом, постарел лет на пять, но симпатичности своей не утратил. «Бедный! — пожалела его сердобольная Вера. — Совсем заработался в своей канцелярии». Были и другие перемены. Штабс-ротмистр стал ротмистром и из исполняющего обязанности начальника Московского контрразведывательного отделения превратился в просто начальника. О чем и доложил, стоило только Вере появиться на пороге его кабинета. Кабинет, кстати говоря, был не тот, что раньше, но тоже на втором этаже. Больше прежнего, хотя и тот был далеко не мал, угловой, отчего вместо трех окон целых шесть, с солидной, основательной мебелью, настенными часами, портретом государя во весь рост, запомнившимися Вере гравюрами с изображением лошадей и даже такой неуместной в казенном помещении роскошью, как ломберный столик. Столик стоял недалеко от двери, возле книжного шкафа, явно не на своем месте. Вера подумала, что Немысский, должно быть, еще не решил, куда его поставить. Или, может, купил для дома, но зачем тогда его привезли в контору?

При кабинете имелась небольшая приемная, в которой сидел не то помощник Немысского, не то его адъютант. Вера в таких тонкостях не разбиралась. Наверное, все-таки адъютант, раз в форме. Адъютант был много старше Немысского, на вид ему можно было дать лет сорок пять, если не все пятьдесят. Глубокие залысины, серебро на висках, морщины на лбу и возле глаз, взгляд умудренного опытом человека. Когда он окинул Веру взглядом, у нее возникло такое чувство, словно ее просветили насквозь.

— Разрешите представиться, Вера Васильевна! Начальник Московского контрразведывательного отделения ротмистр Немысский!

— Мы же с вами знакомы, Георгий Аристархович, — с улыбкой напомнила Вера. — Я даже о вас вспоминала… Иногда. Думала, что вы делаете карьеру в Петербурге.

Обычное кокетство и ничего более. Тут главное перед «иногда» сделать небольшую паузу и немного понизить голос. Оттого слово прозвучит доверительнее, почти интимно. Простая уловка, но Немысский смутился, зарделся. Хорош начальник контрразведывательного отделения, нечего сказать! Как такой, интересно, с симпатичными шпионками станет справляться? Но, наверное, справляется, иначе бы на службе не держали. Контрразведка — не гвардия, здесь не блещут, а работают.

— Человек предполагает, а начальство располагает, — дернув усом, ответил ротмистр и сделал приглашающий жест рукой. — Прошу вас.

К широкому, крытому зеленым сукном столу был перпендикулярно приставлен длинный (по семь стульев с каждой стороны) стол для совещаний, тоже крытый зеленым сукном, но более темных тонов. Усадив Веру на один из стульев, Немысский не стал садиться за свой стол, обошел его и сел напротив Веры, словно желая подчеркнуть, что разговор пойдет на равных началах. Внимательно посмотрел на Веру и сказал:

— Как вы уже, наверное, догадались, Вера Васильевна, у меня к вам есть дело, точнее говоря — просьба.