Джон Гришэм - Брокер

— Просто любопытно.

— Означает ли это, что у вас больше нет вопросов?

Сендберг стал листать свои записи, и тут опять зазвонил телефон. На этот раз на проводе был Олли, Бэкман перезвонит позже.

— Внизу ждет фотограф, — сказал Сендберг. — Мой издатель хотел бы получить несколько фотографий.

— Да-да, конечно.

Джоэл надел пиджак, проверил галстук, изучил в зеркале волосы и зубы, затем, ожидая, когда появится фотограф и расставит свое оборудование, зачерпнул еще икры. Пока фотограф настраивал свет, Сендберг подбросил еще несколько вопросов.

По мнению фотографа, которое разделял Сендберг, лучшим снимком будет крупный план на бордовом кожаном диване с портретом на заднем плане. Еще для нескольких снимков Бэкман позировал у окна, стараясь, чтобы вдали был виден Белый дом.

Телефон продолжал звонить, и в конце концов Джоэл перестал обращать на него внимание. Нил должен был звонить каждые пять минут в том случае, если ответа не будет, и каждые десять, если Джоэл поднимет трубку. После двадцатиминутной фотосессии телефон окончательно вывел их из себя.

Брокер был занятым человеком.

Фотограф закончил, собрал оборудование и удалился. Сендберг послонялся еще несколько минут и потом наконец направился к двери. Выходя, он сказал:

— Слушайте, господин Бэкман, нет никаких сомнений в том, что завтра об этой истории будут говорить все. Но, чтобы вы знали, я не поверил и половине той чепухи, которую вы мне сегодня рассказали.

— Какой половине?

— Вы были по уши виновны. Так же, как и Хаббард. Он не убивал себя, а вы побежали в тюрьму, чтобы спасти свою задницу. Мейнард добился вашего помилования. Артур Морган ни о чем не подозревал.

— Отлично. Эта половина значения не имеет.

— А что имеет?

— Брокер вернулся. Добейтесь того, чтобы это оказалось на первой полосе.

Настроение Маурин было намного лучше. Еще никогда ее отгул не стоил тысячу баксов. Она проводила господина Бэкмана в личный кабинет, расположенный в глубине здания, подальше от гоготанья девушек, работавших в основном салоне. Они вместе изучили цвета и оттенки и в конце концов выбрали такой, который можно будет легко поддерживать. Для нее «поддерживать» означало надежду каждые пять недель получать по 1000 долларов.

Джоэлу было все равно. Он никогда ее больше не увидит.

Она превратила седину в серый цвет, добавила достаточное количество коричневого, чтобы лицо помолодело лет на пять. На карту не было поставлено тщеславие.

Молодость значения не имела. Он просто хотел спрятаться.

Последний посетитель люкса заставил Бэкмана заплакать. Нил, сын, которого он едва знал, и Лиза, невестка, с которой он никогда не встречался, вручили ему Кэрри — двухлетнюю внучку, о которой он мог только мечтать. Вначале она тоже плакала, но потом успокоилась, когда дедушка провел ее по номеру и показал Белый дом вдали. Он водил ее от окна к окну, из комнаты в комнату, качал и разговаривал с ней, как будто у него до этого был опыт общения с дюжиной внуков. Нил тоже сделал несколько фотографий, но на них был уже совершенно другой человек. Крикливый костюм был снят, на Джоэле были твидовые брюки и клетчатая рубашка на пуговицах. Исчезли надменность и хвастовство, он стал простым дедушкой, привязанным к красивой маленькой девочке.

В номер принесли поздний ленч, состоявший из супов и салатов. Они наслаждались спокойной семейной трапезой, первой для Джоэла на протяжении многих-многих лет. Он ел одной рукой, потому что другой придерживал на колене Кэрри, непрерывно ее покачивая.

Он предупредил их о репортаже в завтрашнем выпуске «Пост» и объяснил мотивы, стоящие за публикацией. Ему было важно быть увиденным в Вашингтоне и желательно обратить на себя как можно больше внимания. Это даст ему некоторое время, собьет с толку каждого, кто, возможно, до сих пор его ищет. Публикация создаст резонанс и будет еще долго обсуждаться, даже много дней спустя после его отъезда.

Лиза хотела знать, насколько велика грозящая ему опасность, и Джоэл признался, что не знает ответа на этот вопрос. На некоторое время он ляжет на дно, будет переезжать с места на место, всегда соблюдая осторожность. За прошедшие два месяца он многому научился.

— Через несколько недель я вернусь, — сказал он. — И стану появляться время от времени. Будем надеяться, что через несколько лет опасность минует.

— Куда ты теперь едешь? — спросил Нил.