Хью Лори - Торговец пушками

– Это ведь ты позвонила им, да?

Мгновение она боролась, затем вновь рассмеялась:

– Томас, ты… Черт, да что с тобой такое?!

– Пожалуйста, Сара. – Я продолжал стискивать ее локоть. – Не надо со мной играть.

Теперь она действительно испугалась. Она снова попыталась вырваться. Но я не отпускал.

– Господи боже… – начала она, но я покачал головой, и она замолчала.

А я все качал головой – пока она сердито смотрела на меня, и потом качал – пока она демонстрировала страх. Я ждал, когда она прекратит спектакль. И только тогда заговорил:

– Сара, послушай. Тебе ведь известно, кто такая Мег Райан, правда?

Она кивнула.

– Так вот, за то, что ты тут изображаешь, этой самой Мег Райан отваливают миллионы баксов. Десятки миллионов. А знаешь почему?

Приоткрыв рот, она во все глаза смотрела на меня.

– Да потому, что это не очень-то просто, и на свете найдется не больше дюжины людей, кто может с этим справиться. Та к что хватит играть, хватит притворяться и хватит лгать.

Она закрыла рот и прекратила вырываться. Я чуть ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил ее локоть. Теперь мы стояли как двое взрослых людей.

– Это ты позвонила им, – повторил я. – Ты звонила им в ту первую ночь, когда я пришел к вам в дом. И ты звонила им из ресторана в тот вечер, когда меня сшибли на мотоцикле.

Мне ужасно не хотелось заканчивать фразу, но кто-то должен был это сделать.

– Ты позвонила им, и они убили твоего отца.

Она проплакала почти час – в парке Хэмпстед-Хит, на скамейке, в лунном свете, в моих объятиях. Все слезы мира стекли по ее лицу и впитались в землю.

В какой-то момент ее рыдания стали такими безудержными, такими громкими, что в отдалении даже начали собираться зрители и перешептываться – не стоит ли вызвать полицию? Почему я обнимал ее? Почему я держал в объятиях женщину, предавшую собственного отца и использовавшую меня, словно кусок бумажного полотенца?

Ума не приложу.

Даже когда рыдания в конце концов ослабли, я не убрал рук и продолжал обнимать ее, чувствуя, как тело Сары вздрагивает от икоты, какая обычно бывает у детей после очередной истерики.

– Он не должен был умереть. – Ее голос вдруг стал четким и сильным, я даже подумал, что он раздался откуда-то со стороны. А может, так оно и было. – Этого вообще не должно было произойти. – Она утерла нос рукавом. – Они пообещали не трогать его. Они сказали, что если его остановить, то ничего не случится. Что мы оба будем в безопасности, и мы оба будем…

Она запнулась. Несмотря на спокойный голос, я видел, как ее жжет чувство вины.

– Вы оба будете – что?

Она откинула голову назад, демонстрируя свою длинную шею, предлагая ее кому-то, но явно не мне.

А затем рассмеялась.

– Богаты.

На миг я испытал непреодолимое искушение рассмеяться вместе с ней. Настолько нелепо прозвучало это слово. Точно экзотичное имя, название страны или салата. Оно могло означать все что угодно, но только не кучу денег. Это было полной нелепицей.

– Они пообещали, что вы будете богаты? Сара глубоко вздохнула. Ее веселость уже испарилась.

– Ага. Богатство. Деньги. Они сказали, что у нас будут деньги.

– Сказали кому? Вам обоим?

– О господи. Конечно, нет. Папа никогда бы… – На миг она замолчала, и резкая дрожь пробежала по всему ее телу. Затем она снова откинула голову и закрыла глаза. – Он даже слышать не хотел про такие вещи.

Я видел его лицо. Это твердое, решительное, целеустремленное лицо. Лицо человека, который всю жизнь занимался только тем, что делал деньги, прокладывал себе дорогу, платил по счетам, – и вдруг, пока еще не поздно, обнаружил, что смысл жизни вовсе не в этом. Он увидел свой шанс все исправить.

«Скажите, Томас, вы считаете себя хорошим человеком?»

– Значит, они предложили тебе деньги.

Она открыла глаза и поспешно улыбнулась.

– Они предлагали мне много чего. Все, о чем девушка может только мечтать. Все, что на самом деле у девушки уже было, пока родной отец не задумал ее всего этого лишить.

Мы посидели еще какое-то время – держась за руки, размышляя и разговаривая о том, что она натворила. Но далеко мы не продвинулись.

В начале разговора нам казалось, что это будет самый серьезный, самый сложный и самый долгий разговор в жизни каждого из нас. Однако очень скоро стало ясно, что это не так. Потому что в разговоре нашем не было смысла. Да, нам хотелось так много рассказать друг другу, нам полагалось продраться через прорву объяснений. И вдруг выяснилось, что в том нет никакой нужды.