Евгений Белянкин - Интимная жизнь элиты

Сам Егор теорию разведки сдавал утром. Мужичок с ноготок с клинообразной бородкой и живыми острыми глазами настойчиво допытывал у Егора его отношение к творческим людям.

– Мир сейчас – это мир науки и техники. Так что они в какой-то мере потенциальные наши «агенты», с которыми придется работать.

Мужичок с ноготок согласно кивнул.

– Конечно, каждый человек стремится к успеху – это общественное положение, статус, ну, собственно, в прямом смысле карьера. Карьера творческого человека, на ваш взгляд, отличается от карьеры других людей? И нужно ли знать об этом разведчику?

Егор повел бровями.

– Бесспорно. Разведчик должен обладать широким психологическим фоном. Я знаю два вида карьеры. Формально-ремесленную и творческую. Они противоположны в самой сути. Ремесленная: ремесло (навыки, знания) – ремесленник. Творческая: талант – творчество – мастерство – профи. В основе ремесла – рациональное чувство и мышление черно-белое, как черно-белый телевизор. Творческое мышление – это чувство, интуиция, эмоциональная разноцветь… Ремесло повторяет старое – тиражирует. Творчество создает новое. Интеллект ремесла – рационален, а творчества – динамичен, напоен чувством и сочетается с работой системы творческих чувств…

– А что такое талант?

– Это и есть система творческих чувств.

– Значит, шансов больше у творчества! Откуда все это знаете? Ведь это шире простой психологии разведчика… Разведчики, знающие толк в таланте, способны были завербовать американских ученых-атомщиков… И удачно!

…Братышев своим подопечным был доволен. На этот раз они сидели на открытой площадке-кафе над Москвой-рекой. В «Прагу» идти Сергей Анатольевич категорически отказался.

«А зря, – думал Егор. – У меня ведь и деньги есть».

– Так вот, о Марте Петерсон. Она была на связи с нашим дипломатом-предателем Огородником. Поняв, что проиграл, он отравился, зажав в зубах ручку с ядом. Американцы об этом еще не знали, и на связь с ним пошла Марта. На Краснолужском мосту, подойдя к гранитной опоре, она еще раз проверилась, потом открыла сумочку и левой рукой… – Братышев отпил глоток сухого вина. – И вот левой рукой (контейнером служил маленький обломок угля) попыталась сунуть его в «бойницу». Но… смелая баба! Отчаянно дралась с сотрудниками группы захвата… Руками, ногами, с истерическими воплями со смесью английского и русского мата!

– Хотела предупредить агента?

– Предупредить – и заодно вытряхнуть из своего уха клипсу, служившую приемником.

– Здорово!

– А знаешь, – вдруг ласково заметил Братышев. – Я ведь неспроста пошел в кафе. Ведь скоро нам с тобою придется расстаться…

– Вы уезжаете?

– Нет, уезжаешь ты.

– Да, но я об этом ничего не знал.

– Едешь в Лондон. Хочется?

Егор даже привстал. Братышев поднес к губам палец.

– Пока – молчок!

Максим улетал в Африку. Дома, перед выходом к такси, на несколько минут присели. Игнат Семенович, казалось, согласился с тем, что произошло: отъезд Максима был неизбежен. Мария Алексеевна немного всплакнула. И, вытерев фартуком глаза, просила сына время от времени все же подавать весточку: все знали, что к Максиму она была особо неравнодушна.

Обняв мать, Максим успокаивал:

– Обещаю, что каждую неделю буду звонить. Согласна, мамочка?! – Он говорил это так, будто звонить ему предстояло из-под Москвы.

Наконец все встали, и Ромка взял чемодан Максима. Игнат Семенович обнял сына.

– Упрямый школяр, – сказал он. – Весь в мать.

Но в его словах уже не было упрека. Он прижал к себе сына и поцеловал его.

– Дай знать сразу. По дипломатическим каналам.

Родители оставались дома, а в аэропорт поехали Ромка с Настей. На их дружбу Максим смотрел свысока, если не скептически. Иногда шутливо бросал младшему:

– Ты береги ее. Все-таки она будущая жена твоего брата.

В такси несли всякую чушь. Правда, Максим был огорчен тем, что не приехал Егор: а ведь, блин, обещал!

Потом были в аэропорту. Была проверка и скупые обнимания. Максим улетел…

Ромка и Настя стояли возле изгороди, наблюдая, как пассажирский лайнер легко взмыл в небо…

Егор все же приехал к Савченковым, но было уже поздно. Игнат Семенович обрадовался сыну друга и, усадив его на кухне, налил рюмочку домашней наливки.

Не став ломаться, Егор выпил.

– За удачливое начинание Максима.

– Я очень беспокоюсь, – сказал Игнат Семенович. – У него нет достаточной саморегуляции. Часто переоценивает себя. Возможности скромные, но апломб!