Братья Швальнеры: Нюрнберг. На веки вечные

Несправедливость – вот как это можно было назвать. Но не по отношению к обезумевшим зверям, которым позволили по своему усмотрению распоряжаться судьбами людей, вручили часть функций Бога, дали право казнить и миловать. Не по отношению к Грезе и ее подельникам. Несправедливо это было по отношению к памяти тех, кто на веки вечные был погребен под толстым слоем земли Берген- Бельзена и десятков таких концлагерей по всему миру!..

30 августа 1945 года, США, Вашингтон, округ Колумбия

Начальника Управления стратегических служб при Комитете генеральных штабов Уильяма Донована за глаза звали «Дикий Билл». Такое прозвище ему обеспечили его резкость, крутой нрав, напор и настойчивость, которыми он был знаменит в самых высоких кабинетах сильных мира сего на протяжении последних 30 лет. В Гражданскую, в России он был советником адмирала Колчака. Вернувшись в США, стал одним из самых известных адвокатов на Уолл- стрит – среди его клиентов был сам Черчилль. А в 42- ом он возглавил секретную разведслужбу, единственную в своем роде, созданную Рузвельтом по его же инициативе – УСС. В заместители он избрал родовитого политика и юриста Даллеса, который был одинаково хорош в вопросах разведки и дипломатии, умел лавировать между рифами внешней и внутренней политики и никогда не сделал бы ничего, что претило бы интересам государства. Принципиальность одного и «медный лоб» другого были вкупе гремучей смесью, способной растворить сталь Сталина! Сегодня же Донован предстал для своего заместителя в неожиданном свете…

– Думаю, мы не должны при проведении процесса обращать внимание на те казуистические пробелы в доказывании, о которых донесла оккупационная администрация. Сути дела это не меняет – эти люди должны быть осуждены самым суровым и решительным образом, и вы, как мне кажется, должны ориентировать на это наших военных судей, отправляющихся в Бельзен, – войдя в кабинет начальника спустя несколько дней после возвращения из Германии, отрезал Даллес.

Донован в ответ всплеснул руками.

– Что ты говоришь? Закрыть глаза на такие нарушения? Это недопустимо!

– Но вина их настолько чудовищна, что представляется не требующей доказательств, а тем более настолько формализованных… Я уверяю вас в этом, сэр, как очевидец…Почему мы должны с ними цацкаться?

– Именно поэтому. Потому, что преступления этих, с позволения сказать, людей требуют обязательного и сурового возмездия, во избежание повторения того ужаса, в который оказалась повергнута целая планета на протяжении 12 лет!

Даллес поморщился – с юношества не любил он высокопарных слов. И тем меньше в них верилось, чем дальше был его собеседник от эпицентра боевых действий в ходе войны – в ту пору, когда сам Даллес находился практически на расстоянии вытянутой руки от него…

– Разве не суровость и неотвратимость наказания здесь являются определяющими факторами? – посмотрел он внимательно на своего шефа.

– Нет. Ошибаешься. Всякое наказание соответствует по тяжести степени преступления и всякое наказание неотвратимо – опыт человечества учит, что, в конечном итоге, это так. Рано или поздно – а чем позднее, тем суровее, – настигнет стрела возмездия свою жертву. Но кто ее выпустит и из какого орудия – вот вопрос…

– По- моему, слишком много философии из уст победителя, которого, как известно, не судят. Нет?

Донован тяжело вздохнул и посмотрел на подчиненного:

– К сожалению, нет. Орудие, из которого выпущена эта стрела, может стать орудием массового уничтожения. Стрела – общеопасным оружием. А справедливость, не подкрепленная должным образом фактами, доказательствами и основаниями применения – прикрытием для нечистых на руку вершителей правосудия. Ты ведь закончил юридический колледж… Как же «peret mundus, un fiat Justitia» ? Юстиция – то есть право, закон, а не суровость и возмездие. Да и возмездие перестает быть таковым, если судим за одно, подразумеваем за другое, а вменяем третье. Как отграничить расправу от правосудия, если на скамье преступник? Ведь это сегодня, при дневном свете он кажется таким. А завтра, при вечернем, будет казаться совсем другим. И тогда та суровость, что была продиктована по отношению к нему велением времени, будет приравнена к кровожадности. И тогда те, кто на веки вечные должен остаться в памяти человечества извергом и врагом всего живого, на веки вечные останется мучеником…

– В этом есть логика, но я не понимаю, зачем мы так долго говорим об уже свершившемся факте.