Александр Конторович - Тень на ярком солнце

Прилепин с ходу впрягся в работу. Она была несложной. На первых парах в основном контролировал аптеки, где тяжелым больным выдавали омнопон. Он сидел над бумагами, с тоской вспоминая свой полк. Всерьез подумывал о том, чтобы податься в бизнес. Затем его стали привлекать к более сложным делам. К 1993 году город (в то время уже Санкт-Петербург) покрылся сетью лабораторий, производящих синтетические наркотики. В основном амфетамин. Прилепин участвовал в рейдах захвата лабораторий и конфискации готовой продукции. Арестовывал наркоторговцев, продающих свое зелье, почти не скрывая. К 1995 году Санкт-Петербург стал не только центром производства синтетических наркотиков, но и перевалочным пунктом транзита. «Окно в Европу» сыграло свою роль. Город оказался на пересечении международных торговых путей для наркодилеров. Однако если раньше наркотические вещества из Азии через Петербург следовали в Европу, то в последние годы поток изменил направление. Теперь основные поставки зелья начали следовать из Европы и через Питер распространяться по стране. Огромная часть отравы оседала в самом Санкт-Петербурге. После 2000 года, с началом нефтяного бума, выросли доходы населения, а вместе с ними и спрос на наркотики. Из бывших союзных республик начали поступать партии опиума и героина, а из стран Балтии – синтетические наркотики и гашиш. Это не могло не отразиться на ситуации с ВИЧ. Отдел Прилепина работал в интенсивном режиме, но сталкивался со скрытым сопротивлением со стороны руководства в случае «глубокого копания проблемы». Прилепину, ставшему в 1996 году старшим группы, разъяснили, что его задача не играть в Пинкертона, а отлавливать торговцев зельем. В особенности возле школ. Однажды его группа накрыла двух студентов-химиков, которые в домашних условиях «варили» так называемого «белого китайца». Вещество многократно сильнее морфия. Захват произошел тихо и незаметно. Каково же было удивление Прилепина и его сотрудников, когда на следующий день им устроили разнос под предлогом того, что они, своевольничая, провалили операцию соседнего подразделения. Возможно, это было правдой, но спустя два года в поле зрения опять попались эти студенты. Живые, здоровые и на свободе. Однажды в отдел пришла просто одетая женщина и, рыдая, умоляла спасти сына, который «подсел на иглу» и которого заставляют продавать героин. Прилепин выследил негодяев, но, когда поставил вопрос об их аресте, ему доходчиво объяснили, что он мастерски выполнил свою работу и теперь этим будут заниматься другие. В 1996-м его начальник пошел на повышение. Перед тем как покинуть свой рабочий кабинет, он вызвал Прилепина и долго с ним беседовал. Олег Николаевич так и не понял цели беседы, поскольку шеф говорил намеками и недомолвками: «Вот ты, Серега, со своими архаровцами совершил налет на клуб „Золотой якорь“. Опять без моего ведома. А ты хоть знаешь, кому он принадлежит? Я имею в виду не юридических владельцев, а фактических». Беседа не удалась. Советскому офицеру на этот раз не удалось трансформироваться в офицера российского. Старик Прилепин только вздыхал, когда племянник рассказывал ему, что творится в его родном угро: «Времена такие, Сережка. Страна с ума сошла. Ты бы поберегся».

В него дважды стреляли. Видимо, для острастки. Несколько раз звонили и предлагали умерить прыть. Но советский капитан уже закусил удила. Он начал идти по цепочке, хватая и заставляя говорить наркоторговцев. Для эффективности он снюхался с несколькими ретивыми журналистами, которые писали статьи о наркомафии и каждый раз после успешно проведенной операции помещали статью в газетах. Первым признаком надвигавшейся угрозы был отказ журналистов от сотрудничества. Затем по сфабрикованному делу о превышении служебных полномочий Прилепин отправился на восемь лет в колонию. Кто всем этим руководил, Сергей Николаевич не знал, но поклялся посветить остаток жизни поиску и наказанию мерзавцев. Срок он отбывал в колонии номер 3, которая располагалась в городе Скопине, Рязанской области. «Ментовская зона» резко отличалась от обычных мест заключения. Там не действовали принятые в уголовной среде воровские понятия, что в некоторых моментах осложняет общение между людьми в условиях зоны. Некоторые понятия все же существовали и среди этих зэков. Нельзя было красть, всегда отвечать за сказанное, не интересоваться у других, за что сидят, не пользоваться тем, что упало в туалете. Так же нельзя было общаться с так называемыми «отделенными» осужденными (аналог воровских «опущенных»), занимавшимися уборкой туалетов. Нельзя даже было садиться на их стулья и кровати. В принципе, Прилепину, проучившемуся два года в суворовском училище и четыре года в Общевойсковом командном, было не сложно соблюдать эти законы, схожие с порядками в военных учебных заведениях.