Олег Якубов - Убить Бин Ладена

— Я силен физически, могу смело сказать, что метко стреляю, а в драке один стою пятерых, — надменно заявил Закир, ему было не до скромности.

— Хорошо, — согласился вербовщик. — Рекомендация людей, которые тебя к нам направили, стоит дорогого, надеюсь, ты оправдаешь их доверие. Как будем звать тебя?

— Называйте меня Китаец, — заявил Закир, вспомнив свое, еще школьное прозвище.

— Почему Китаец? Но ты вовсе не похож на китайца.

— Поэтому я и придумал себе такое прозвище, — пояснил новобранец.

Вербовщику было не до психологических изысканий, да и какая в конце-концов разница, как будет называться этот очередной кандидат в покойники. Так в деле пакистанского наемника в графе «имя» появилась запись: «Китаец».

Какими они все были подонками. Красные бригады, и черные, зеленые и прочих разных цветов, которыми они себя называли. Они уничтожали людей, не задумываясь, кто эти люди. Молоды они, или стары, есть у них дети, или сами только начинают жить. Уже вскоре Китаец вполне четко понимал, что для наемников, на чьей бы стороне они не воевали, кровь людская, что вода, они льют ее всюду, куда их посылают, зачастую испытывая при этом садистское наслаждение.

В повстанческом отряде, куда был зачислен легионер Китаец, иностранцев было достаточно. Двое из них, явно кадровые военные, не считаясь с конспирацией, между собой спокойно говорили по-русски, полагая, что этого языка никто в отряде знать не может. Китайцу на занятиях с инструкторами приходилось тщательно скрывать свои навыки взрывного дела, проведения разведки на местности и другие специфические знания, которыми он, в свое время, овладел в школе агентов-нелегалов.

Как-то раз, сформировав небольшой отряд, их отправили в далекий рейд. Когда стемнело и партизаны устроились на ночлег, родезийцы извлекли из рюкзаков по бутылке крепчайшего местного самогона. Вскоре, опьянев и накурившись гашиша, они повалились в глубокий сон. Второй из наемников, судя по диалекту он был из Ирана, обратился к Китайцу, явно рассчитывая на его солидарность своим мыслям:

— Тоже мне солдаты, — говорил он, кривя в презрительной ухмылке губы. — Пушечное мясо. Их даже в плен не берут за полной ненадобностью, чтобы не кормить этот сброд. Просто убивают и все.

— Но ведь и мы убиваем, — чтобы вывести собеседника на откровенный разговор заметил Китаец.

— Мы — это совсем другое дело. Я, например, приехал сюда потому, что не могу не воевать. Когда ты почувствуешь, какой это кайф — убивать, держать в своих руках чужую жизнь, тогда ты забудешь обо всем, ты ощутишь себя великим и близким к Всевышнему.

— Не смей упоминать имя Всевышнего, когда говоришь об убийстве, — строго одернул его Китаец.

— Да ладно тебе, тоже мне святоша выискался. Сам, небось, за длинным рублем прикатил. И правильно сделал. Я, например, считаю так. Нам платят за то, что мы воюем, потому что мы умеем это делать хорошо, лучше других. Так же как, допустим, платят умелому каменщику за то, что он строит дом. Хорошо построит — хорошо заплатят. Большой разницы я не вижу, мы тоже — выполняем свою работу. И я не спрашиваю себя, справедлива эта борьба, или нет. Мне наплевать, кто из них возьмет верх, чтобы овладеть местными алмазными копями. Я воюю, получаю от этого удовольствие и хорошую оплату. Чего же еще?

А когда через несколько часов, началась перестрелка, Китаец пристрелил подонка, позволив себе, первую и последнюю в Африке, эмоциональную вспышку. После он корил себя. Не за то, что убил человека, этот робот, запрограммированный только на убийство, и человеком-то не имел права называться. Но убивая его, Китаец подвергал риску себя, а следовательно, поставил под угрозу срыва полученное задание. И хотя он действовал, как ему казалось, крайне осторожно, подвести могла любая случайность, от которой не может быть застрахован никто.

Уже вскоре он стал заметной фигурой в своем отряде. Особенно прославился в бою против роты наемников под командованием американца Вильямса, которого Китаец ранил метким выстрелом в самом начале боя, выведя надолго из строя. Партизаны на голову разбили роту наемников, благодаря тактике, разработанной Китайцем. О смелости этого человека среди повстанцев Родезии уже слагали легенды. Слухи были тем невероятнее еще и от того, что имя его было окутано тайной. Китаец ни с кем не сближался и о нем практически никто ничего не знал. Когда же ему задавали назойливые вопросы, он просто поворачивался и уходил. Одному слишком любопытному партизану он на глазах у всех вывихнул руку, пригрозив, что в следующий раз, если тот вздумает лезть со своими вопросами, руку сломает, а язык вырвет. Угрозу он произнес спокойным будничным тоном и от того всем окружающим стало ясно — сделает, не задумываясь.