Владимир Шитов - Один на льдине

Местные электрики говорят: — мы такую работу сами могли бы делать, были бы материалы. У них, мол, есть, а у нас нет — почему? Где вы берете?

— Где брал, там уж нет…

Дело передают в МВД Коми. Меня вызывает начальник ОБХСС Шехоткин Василий Александрович. Хороший человек, Царство небесное: два года тому назад — под Новый 2001 год — его убили. Был он такой мент, что не знаю, посадил ли он кого вообще. Хотя, может, не умел посадить.

Начались наши с ним длительные беседы. Ночами разговаривали, выпивали, в баню вместе ходили. Он мне и говорит:

— Николай Александрович, давай, мы тебя запишем в агентуру. Ты будешь нам помогать в качестве эксперта. Работа непыльная. Будем тебя привлекать на объекты, где работают армяне, грузины. Что строят и как воруют, а мы будем закрывать глаза на твои художества.

Я говорю:

— Я буду тебе долю платить, но войти в агентуру я не могу, Василий Александрович. Извини-подвинься.

Но у него план по заготовкам агентуры.

Оказалось, Шехоткин сам, своей рукой, от моего имени написал заявление, и меня включили в агентуру. Это я узнал через пять лет, уже в Москве первопрестольной, что числился у них в застольной агентуре. Выпиваем, закусываем, паримся.

Но я не таких ментов ломал. Мы договорились на том, что я буду платить ему три процента от стоимости наших шабашек. Он брал всем: магнитофонами, водкой, икрой, девочками, банями…

И за эти три процента он обезопасил меня настолько, что обо мне же легенды пошли. Под прикрытием ОБХСС мы "бомбили" катастрофически.

Мы работаем — местный ОБХСС стоит рядом.

— Мы, говорят, считаем, сколько у вас рабочих часов и сколько денег вы получите.

— Считайте, если своих денег мало.

Мрак. Они прекрасно знали, что я четырежды судим. Охота за мной шла вплотную. Но Василий Александрович говорил о нас егерям:

— Они честно получают деньги. Мы их под контролем держим.

Так длилось с 81-го по 85-ый, примерно, год.

Работа у нас кипит.

Но с расценками в СССР было плохо дело. Каждое ведомство, республика, министерство, имело свои ценники. Это создавало большую путаницу. Единой, строгой системы в СССР не было. И вот я решил, чтобы обезопасить себя, создать собственный ценник,т. е. собственный ценник КОМИ АССР.

Он у меня сохранился, этот исторический для развития плана ГОЭЛРО в Коми документ. Нужно было утвердить в министерстве сельского хозяйства Коми, подписать министром или заместителем и обкомом профсоюза. Я взял много самых разных ценников отраслевых из самых разных ведомств и организаций и сделал сборник единых цен и расценок. Нужных мне расценок. Я надергал из других отраслей, из оборонной промышленности, из горно-рудной, из атомной энергетики. Там ставки намного выше, чем в сельском хозяйстве. И в несколько пунктов я опытной, недрогнувшей рукой вписываю несколько крайне мне необходимых расценок. Вся книжка пошла на утверждение. Ни один из больших экспертов на эти пункты не обратил внимания, хотя они пятикратно превышали действующую к этому дню расценку в сельском и лесном хозяйстве республики.

Подписал этот опус замминистра сельского хозяйства Коми. Иду в обком профсоюза, где сидел в промышленном отделе друг моего тестя Владимира Дмитриевича Савенкова. После министерской визы он тоже подмахнул. И так у нас в Коми АССР вышел мой собственный ценник. Мной разработанный, мной внедренный в производственную практику республики. И в моих же личных интересах.

Афера века по тем временам.

Теперь я мог работать спокойно, приходя в любое предприятие. Там все наряды, все сметы проверяют главный экономист, главный бухгалтер, плановики, главный энергетик. Каждому нужны основания для начисления сумм зарплаты — книжка расценок. Они могли любые деньги заплатить: чужие же, не свои. Там совхозы по году зарплаты не видят. И десять тысяч рублей в казне — это месячная зарплата всего совхоза. Но несколько сот отстегиваешь директору, несколько — главному инженеру, в бухгалтерию шоколадных конфет принесешь и бутылочку "шампанского". А в Коми подпись на десять тысяч можно было получить за две-три бутылки водки. Там ни в райкоме партии, ни директор любого хозяйства не начинают работы, пока не примут стакана водки.

Приходишь к директору совхоза — в портфеле водка, закуска. Говоришь:

— Надо такой-то объект сделать. Давай мне его — позарез надо!

И тут же мне:

— Водка есть?

— Есть.

Нажимает кнопку — является секретарь, из приемной.