Богдан Сушинский - Полковник трех разведок

– А в качестве кого… представляешь? И заметь, это уже не просто любопытство.

– Поскольку все равно узнаете, решаюсь…

– Лучше всего, – перебил её Олег, – сразу же решайся на «чистосердечное признание, при явке с повинной».

– Настоящий интерес для конторы я представляю только в одном, но по своему уникальном, качестве – секс-агента внешней разведки КГБ.

Она сообщила об этом ровным, спокойным голосом, как сообщала бы о самой обыденной профессии. Другое дело, что самому Пеньковскому понадобилось несколько мгновений, чтобы как-то «переварить» его. Но лишь для того, чтобы малодушно уточнить:

– Что, так уж и «секс-агента»?

– Что для вас нового в этом термине, полковник? – интеллигентно окрысилась Курагина. – Что вас удивляет?

– Сам термин. Нам, в ГРУ, давно известно, что КГБ активно использует в своей работе, особенно с иностранцами, в туристических отелях и во всевозможных круизах «ночных бабочек»…

– Или «долларовых подстилок».

«А также «интуристовских профур», «негритянских блядюжек», «продажных вафлисток» и т. д. и т. п.» – мысленно продолжил перечень сальных, сугубо казарменных ярлыков полковник. Сама виновата: «не фик» провоцировать. Однако вслух произнес:

– Только не припоминаю, чтобы приходилось слышать такое выражение «секс-агент».

– Понимаю: для грушников оно звучит слишком интеллигентно.

– …Тем более – из уст самого секс-агента, – упорно пытался избежать конфликта Пеньковский.

И женщина благоразумно приняла его условия. Хотя и поразилась тому, что полковник удивился всего лишь термину, а не сути её занятий.

– Надеюсь, вводить вас в тонкости этой моей службы – необходимости нет?

– Ни в коем случае.

– Как и предупреждать о неразглашении.

– К черту формальности, – решительно объявил полковник.

– И не рассчитывайте, что стану тушеваться по этому поводу, а тем более – оправдываться.

– Не вижу никакого смысла. «Грудь на алтарь Отечества» каждый возлагает, как может.

– Точнее, в нашем случае, как прикажут. Да и возлагать на алтарь, нам, женщинам, приходится, извините за натурализм, не только, и даже не столько, грудь, – в самом деле, не стала ни тушеваться, ни оправдываться Курагина, – а совершенно другую часть тела.

– Воистину – излишний натурализм, – едва заметно поморщился Пеньковский. – Однако на связь со мной тебя толкнуло не призвание секс-агента внешней разведки?

– О, нет, на этой ниве я – исключительно по зову женского естества. Но пусть вас это не радует. Влюбленные женщины коварнее и расчетливее любых, самых изощренных секс-агентов. Впрочем, о наших связях в конторе пока что не знают, у них там и без меня проблем хватает. К тому же вы у нас человек сто раз проверенный и перепроверенный.

Произнеся это, Курагина включила настольную лампу на своей тумбочке, взглянула на часы и неспешно, грациозно, словно русалка из озерного мелководья, выбралась из греховного ложа.

– Труба зовет, бьют барабаны и боевые кони ржут. Или «ржат»? Словом, заговорились мы тут с вами, полковник. А мне пора… В душ я, как всегда, врываюсь первой, причем исключительно для освежения плоти, – бросила на ходу. – Более основательно займусь собой дома.

Пеньковский уже знал, что Тамила Курагина была незамужней и бездетной; а домом ей служила комната в «семейном» общежитии, в двух кварталах от их явочной квартиры. Другое дело, что там она – никогда и ни при каких обстоятельствах – мужчин не принимала. Если, конечно, верить ей на слово.

Москва. Военно-воздушный атташат при посольстве США.

Апрель 1961 года

Накануне встречи британца с Пеньковским в ресторане отеля «Националь» военно-воздушный атташе при посольстве США полковник Малкольм вызвал своего помощника в кабинет «для консультаций». Понимая, о ком пойдет речь, капитан Дэвисон явился к шефу с небольшой светлой папкой, на которой черной тушью было размашисто начертано: «Полковник ГРУ Олег Пеньковский. Объект повышенного интереса».

– Насколько мне известно, капитан, первая встреча вашего «объекта повышенного интереса» с британским агентом Винном, проходящим по нашей картотеке под псевдонимом Британец, намечена уже на завтра, на десять тридцать утра? – мрачновато прищурившись, проговорил атташе.

– Так точно, сэр. Если только она, встреча эта, в самом деле состоится…

– Тогда почему я не слышу воинственных призывов к штурмовому вторжению в ситуацию? – спросил полковник уже в таком тоне, словно бы пытался изобличить своего помощника в попытке скрыть от него сам факт подобных контактов. – Вы что, собираетесь упустить «языка», добытого не где-то там, в окопах «второй линии», а чуть ли не под стенами Кремля?! Нет, в самом деле, что в моих рассуждениях «не так»?