Николай Шпанов - Заговорщики. Преступление

Таким образом, сообщение о приезде Роу в Берлин и о результате этого визита — "чудесном избавлении под Дюнкерком" — быстро достигло Штатов и службы осведомления Ванденгейма, чьим "частным" человеком (кроме его официального положения агента американской разведки) был Мак–Кронин. Ванденгейм поручил Долласу выяснить возможные последствия хитрости Черчилля и меры, которые следует рекомендовать государственному департаменту, чтобы локализовать неприятность.

Доллас начал с Уэллеса. Хотя Уэллес уже давно вернулся из Европы, но никто лучше его не мог ориентировать Долласа в событиях. С помощником государственного секретаря, которому выплачивалась основательная тантьема из кассы Ванденгейма, Фостер мог быть откровенен и даже требователен.

В назначенное время Уэллес сидел перед Долласом. Золото Ванденгейма оказалось способно разомкнуть уста даже этого человека, чья угрюмая молчаливость вошла в поговорку: "Неразговорчив, как Самнер". Сцепивши пальцы на животе, с неподвижным лицом и не меняя интонации, Самнер Уэллес рассказывал ту часть своих впечатлений от поездки в Европу, которой не было в его отчете президенту.

— Как вы помните, — монотонно говорил Уэллес, — в публичном заявлении президента по поводу моей миссии было сказано, что я не уполномочен делать предложения или принимать обязательства от имени правительства США и что визит совершается с единственной целью осведомления президента о существующих условиях в Европе. Устная же инструкция, полученная мною перед отъездом лично от Гопкинса, вменяла мне в обязанность наблюдать за тем, чтобы интересам Штатов не угрожали какие‑нибудь предложения, возникающие в определенных кругах.

— Кого он имел в виду под "определенными кругами"? — спросил Доллас.

Ничуть не изменяя ни интонации, ни выражения лица, Уэллес ответил:

— Таких разъяснений он не дал. Впрочем, я и без него знал, что делать: нащупать эти круги и постараться обеспечить такой выход, который не повел бы к окончательному крушению империи Гитлера. Я должен был постараться сохранить ее как восточно–европейский барьер против большевизма. Преждевременное крушение германской армии было бы реальной опасностью для наших интересов в Европе.

— Очень жаль, что вы не поехали туда месяцем раньше. Быть может, тогда Финляндия не претерпела бы такого разгрома: вам удалось бы найти путь помочь ей, примирив интересы англо–французов с германскими интересами, — заметил Доллас.

— Срок моей поездки был определен заранее.

— Очень сожалею, что мы не были достаточно полно информированы обо всех обстоятельствах предстоявшей вам миссии.

В устах Долласа эта фраза прозвучала почти как выговор. Но и ее Уэллес выслушал без тени неудовольствия.

— К сожалению, мой отъезд был окружен сонмом противоречивых и подчас слишком сенсационных слухов. Считали, что с моим приездом в Европу будет связано немалое число больших политических сделок. Вашим делом было удержать прессу от излишних комментариев.

— Упрек справедлив и будет учтен, — отрывисто произнес Доллас, а Уэллес продолжал:

— Я задним числом узнал, что известие о моем путешествии вызвало немалое замешательство в Англии и Франции.

— Но, насколько я знаю, это замешательство было вызвано опасениями, противоположными тем, какие толкнули президента на посылку вас в Европу: англо–французы боялись, что вы станете добиваться заключения мира между воюющими на любых условиях.

— Немцы боялись того же. И так же неосновательно.

— Значит, пресса все‑таки сделала свое дело: общественное мнение было достаточно дезориентировано в действительных целях вашей поездки! — с удовлетворением заявил Доллас.

— В некотором смысле, — согласился Уэллес. — И тем не менее с ушатами лжи в мир просачиваются и капли правды, которую никому не следовало бы знать.

— Ложь стоит денег!

— Но правда может обойтись еще дороже… Пожалуй, единственной полезной правдой, которую разболтала пресса, были настроения нашего конгресса. Благодаря тому, что немцы узнали эти настроения, любая миротворческая миссия американца была обречена на неудачу. Немцы поняли реальное положение дел. Если бы я вздумал уговаривать их или угрожать им гневом американцев, меня подняли бы насмех…

"Молчальник Самнер" говорил и говорил. Убаюканный его монотонным голосом, Доллас слушал все менее внимательно. За годы вынужденного общения с неинтересными ему людьми он выработал в себе незаменимое умение спать с открытыми глазами. Его сознание работало при этом как фильтр, свободно пропускающий через себя все, что было лишним, и автоматически включающий слух в те моменты, когда раздавались нужные слова.